Мне не довелось ни поговорить с ним, ни заглянуть ему в глаза. Но за это совсем недолгое время я очень много о нем узнала. Он держался особняком, не желая никого напрягать своими проблемами, просто придерживался того образа жизни, который в своем положении считал наилучшим. И он не был сумасшедшим.
— Еще как был, — ворчливо бубнит Доротея.
— Он не был сумасшедшим, — не обращая внимания на мать, продолжает Джейни. — Просто у него была необычная проблема, и ее очень трудно объяснить несведущему человеку.
У нее перехватывает горло. Она смотрит на мать.
— Я думаю и всегда буду так думать, что Генри Фингольд был хорошим человеком. И я вовсе не рада его смерти.
У Джейни дрожат губы. Надо же, как ее прорвало.
— Мне бы очень хотелось вернуть его, чтобы иметь возможность узнать его лучше.
По щекам ее льются слезы.
Когда становится ясно, что Джейни сказала все, раввин начинает кадиш. Потом он улыбается и подзывает Джейни, призывая обойти вокруг могилы и подойти к куче земли. Джейни берет Доротею за руку и подходит туда, где на земле лежат лопаты. Каждая берет по одной.
Джейни подцепляет лопатой землю с горкой и держит над могилой. Земля тонкой струйкой сыплется на крышку гроба, и девушка едва удерживает лопату на весу. Раввин бормочет что-то о «возвращении во прах», и она наконец переворачивает лопату. От стука земли о крышку гроба у Джейни скручивает желудок. Доротея дрожащими руками делает то же самое, потом Кейбел, а следом по лопате земли отправляют в могилу все присутствующие. Наполняя ее.
И тут с Доротеей случается истерика.
Словно только сейчас сообразив, что происходит, она падает на колени.
— Генри! — кричит она и заходится в судорожных рыданиях.
Джейни просто стоит рядом с ней, не в силах ничем помочь. И не желая это прекращать.
Вот влипла так влипла. Она представила, как ребята из отдела живо обсуждают мать Джейни — пьянчужку, которая устроила скандал на похоронах, безобразно ругалась, объявила свою дочь незаконнорожденной и опозорилась на весь свет. Она качает головой и, обливаясь слезами, зачерпывает еще земли.
В конце концов, все это уже не имеет значения.
* * *
Когда все закончено и холмик свежей земли выровнен, Джейни понимает, что ей придется разговаривать с гостями. Доротею, от греха подальше, Кейбел уводит в машину.
Джейни кладет лопату на землю, выпрямляется и видит рядом капитана.
Капитан обнимает девушку.
— Ты все сделала правильно, — говорит она. — Я тебе искренне сочувствую.
— Спасибо, — отвечает Джейни, и по щекам ее снова текут слезы. Это первый случай, когда она плачет на плече у капитана. — Мне так стыдно.
— Тебе нечего стыдиться, — заявляет капитан так твердо, что это похоже на приказ.
Джейни даже рада — хорошо, что рядом появился сильный человек, который позволит ей хотя бы ненадолго перевести дух.
Капитан похлопывает девушку по спине.
— Ты шиву будешь соблюдать?
Джейни отстраняется и смотрит на нее.
— Э... не думаю. А что это вообще такое?
— Еврейский траур. Обычно длится неделю, но это тебе решать.
Джейни качает головой.
— Мы... я не... до последней недели мне и невдомек было, что я наполовину еврейка. Понятия не имею, как все это делается.
Капитан кивает. Берет ее за руку.
— Загляни ко мне в офис, когда сможешь. Не торопись. Думаю, нам найдется о чем поговорить.
— Да, конечно, — кивает Джейни.
Капитан сжимает ее руку. Потом девушка благодарит ребят из департамента. Она хочет извиниться за поведение матери, но парни не позволяют ей даже заикнуться на эту тему. Высказывают соболезнования, а заканчивается все тем, что доводят ее до смеха. В общем, все как обычно. |