|
Они знали слова всех песен! Матери же их — среди которых я узнал нескольких моих школьных подружек, — матери рассказывали друг другу о том, где они провели отпуск, сравнивали, чей загар лучше и делились адресами супермаркетов. Они казались мне бессмертными. Волосы у них всегда будут такого цвета, какой они пожелают; одежда — из модной материи и модного же фасона; в домах — шведский модерн, а когда этот стиль выйдет из моды и на смену ему вновь придет громоздкое, уродливое барокко, то длинный, приземистый кофейный столик с мраморной столешницей уйдет со сцены, а на его место водворится «Людовик XIV». Они были похожи на богинь, и будь я Парисом — не смог бы отдать предпочтение кому-то из них, столь микроскопичны были различия. Общность судеб превратила их в женщин на одно лицо. На общем фоне выделялась лишь Бренда. Деньги и комфорт не убили в ней ее индивидуальность — или уже все-таки убили? «Что же мне в ней так нравится?» — подумалось мне, а поскольку я из тех, кто не любит препарировать собственное эго, то я протиснул пальцы сквозь ограду и позволил маленькому олененку слизать все мои мысли.
Вернувшись в дом Патимкиных, я обнаружил Бренду в гостиной. Она выглядела красивее, чем когда бы то ни было. Бренда демонстрировала Гарриет и матери свое новое платье и была столь обворожительна, что даже у миссис Патимкин смягчился взгляд — будто ей ввели инъекцию, которая разгладила суровые складки вокруг рта и злые морщинки в уголках глаз. Бренда кружилась на месте, показывая платье со всех сторон. Она была без очков. Заметив меня, она бросила на меня затуманенный взгляд, который другие могли бы интерпретировать как последствие недосыпа, — для меня же этот полусонный взгляд был полон неги и страсти. Миссис Патимкин, наконец, одобрила покупку. Я сказал Бренде, что она очень красивая, а Гарриет ляпнула, что Бренда столь обворожительна, что это ей, Бренде, следовало бы быть невестой. После чего повисла напряженная тишина — все подумали о том, кому же тогда следует быть женихом. Потом миссис Патимкин увела Гарриет на кухню, и Бренда, подойдя ко мне, сказала: — Я должна быть невестой. — Да, любимая, — сказал я и поцеловал ее. Бренда вдруг заплакала. — Что случилось, родная? — Давай выйдем на двор. Когда мы дошли до лужайки, Бренда уже не плакала, но голос у нее был очень усталый. — Нейл, я звонила в клинику Маргарет Сангер, когда была в Нью-Йорке. Я промолчал. — Они спросили, замужем ли я. Боже, эта женщина из клиники говорила точь-в-точь как моя мать. — И что ты ей ответила? — Я сказала, что не замужем. — А она что ответила? — Не знаю. Я повесила трубку. — Бренда обошла ствол дуба. Вновь появившись в поле моего зрения, она сняла туфли и оперлась о дуб рукой. — Можно еще раз позвонить. Бренда покачала головой: — Нет, я не могу. Я даже не знаю, почему я позвонила туда. Мы ходили по магазинам, а потом я зашла в телефонную будку, нашла номер клиники и позвонила. — Можно просто сходить к врачу. Она опять покачала головой. — Слушай, Брен, — предложил я. — Давай сходим к врачу вместе. В Нью-Йорке… — Я не хочу идти в какой-нибудь вонючий офис. — Зачем?! Мы отправимся к самому шикарному гинекологу. У которого приемная размером с магазин. Как тебе мое предложение? Бренда прикусила губу. — Ты поедешь со мной? — Да. — Зайдешь со мной в приемную? — Дорогая, твой муженек не сможет зайти с тобой в приемную. — Нет? — Он же на работе! — Но ты-то ведь не… — У меня отпуск, — я не дал ей договорить фразу, а зря. |
