Изменить размер шрифта - +
.. Любое из пережитых им за сегодня разочарований могло навсегда выбить из колеи самого стойкого борца за права человека...

Я обнял его за плечи, сказал:

– Ну-ну, что ты, как маленький...

Он отчаянно прижался ко мне – рокот толпы вдали и шарканье множества ног слились в грозный гул далекого стихийного бедствия, а вагоны все грохотали, подходя к терминалу...

Прошло какое-то время, прежде чем я сообразил, что он собственно делает.

Я отодвинулся и ударил его по лицу тыльной стороной руки. Он вздрогнул и отшатнулся.

Я сказал:

– Ты что, с ума сошел?

Даже сейчас было видно, что он дрожит всем телом. Дождь лил совсем уж отчаянно, под козырек затекала вода.

– Но я подумал...

– Что ты подумал, ублюдок? Да за кого ты меня принимаешь? За извращенца? Да еще любителя малолеток? Да у меня сын немногим младше тебя!

– А в книгах...

Я холодно спросил:

– Что за дерьмо ты читаешь?

Он не ответил. Лишь судорожно вздохнул, точно всхлипнул.

Небось, какие-нибудь дешевые приключенческие романы или аналог нашего дамского чтива, которое бабы глотают между кухней и спальней... Где люди выступают в роли этаких романтических сексуальных агрессоров... Черт, я же все время забываю, что они же ровно настолько женственны, насколько и мужественны, а этот еще и хомофил... выискался тут на мою голову. А потому я сказал:

– Хорошенького же ты обо мне мнения, Себастиан.

– Прости, Лесь, – отчаянно проговорил он.

– Шел бы ты домой, а? И чего ты тут околачиваешься...

– Да, но...

– Правда, иди. Поиграл в подпольщика – и будет. Мне без тебя спокойнее. Ты ж мне только руки связываешь.

– Но я думал...

– Ну что ты там еще думал?

– Если Аскольд... они не посмеют... ты можешь сказать, что если они к тебе хоть пальцем... ты меня сразу убьешь... А тогда...

Похоже, он добровольно определил себя ко мне в заложники, видите ли...

– Ничего подобного я, разумеется, говорить не буду, Себастиан.

– Почему?

– Стиль не тот. Не мой стиль. Ты бы лучше...

Тут только я сообразил, что мне на самом деле от него надо.

– Себастиан... ты сейчас уходи... я сам разберусь. Но я тебя очень прошу... У меня они в Осокорках сидят... надеюсь... сын... и Валька... вытащи их... как можешь, но вытащи. Отца, ну, родителя своего попроси... пусть ее на кухне пристроит, где хочет, но нельзя, чтобы они в эти вагоны...

Права же была бедная Валька, подумал я, ох, права!

– Я... Лесь, ладно.

Где-то неподалеку с визгом затормозила машина. Я видел, как между слепыми стенами привокзальных складов движутся черные силуэты – мокрая униформа блестела в скудном свете далеких огней.

– Ты обещал, Себастиан.

– Эй, вы там, – раздался чей-то, усиленный мегафоном голос, – выходи!

И я вышел под дождь, заложив руки за голову.

Я столько раз видел его по телевизору – и все равно не сразу узнал. И только не надо говорить мне, что все мажоры на одно лицо – просто как-то не вязался могущественный Аскольд с заурядной тюремной канцелярией. Тут ему нечего было делать.

– Встань, сука, – сказал за моей спиной конвойный.

Он резко дернул меня вперед и вверх, вывернув локти. Я охнул от боли. Аскольд недовольно сказал:

– Полегче.

Потом конвойному:

– Оставьте его.

– Но... – возразил тот.

– Здесь я распоряжаюсь, – холодно сказал Аскольд. – Да и... он ведь ничего мне не сделает. Вы ведь ничего мне не сделаете, Пьер-Олесь, верно?

Я пошевелил кистями рук, которые уже начали отекать, и устало согласился:

– Ага.

Быстрый переход