Изменить размер шрифта - +
Взял помаду, блеск для губ, тушь. Сердце его стучало в груди все сильнее. Хорошо, что сегодня он не пошел в колледж. Хорошо, что солгал матери насчет горла. Сейчас всем в доме не до него – и матери тоже. Все только и говорят об убийстве сводной сестры Евдокии. О следствии, приезде ментов, о похоронах, о ее сыне Левке.

Федор воровато черкнул помадой по губам. Сделал штрихи на скулах, растушевал. Глаза б еще подвести, да тушь трудно отмывается. Мать может заметить. Он отодвинул кресло, выглянул. Мать из кухни перешла в гостиную, продолжая громко разговаривать с подругой по телефону. В этот вечер, кроме Федора и маленького Левы, спавшего в своей комнате, в доме никого больше не было. И она не стеснялась в выражениях:

– Да что ты мне говоришь, – услышал Федор ее резкий, отрывистый голос. – Ее зарезали. Зарезали, как свинью на бойне, – прямо в машине. Она и была-то свинья-свиньей, прости меня господи, что говорю так о покойнице, но это чистая правда!

Федор понял, что мать говорит с подругой о его сводной сестре Евдокии. Он усмехнулся, потом вздохнул – можно было краситься дальше, подводить глаза и потом смело смывать тушь и подводку в ванной. Мать всецело поглощена разговором, и этот маленький домашний маскарад она даже не заметит.

 

ВЕРБОВКА

 

Нина Картвели вот уже час как сидела в управлении розыска напротив Никиты Колосова и Кати и весьма энергично отбояривалась от предложенной ей идеи. Катя позвонила Нине с тайной надеждой не застать ее дома. Но по закону подлости застала.

– Катя, ты? Привет! А я только что в дверь ввалилась. На вокзале была, – обрадованно тараторила ничего еще не подозревающая Нина в трубку. – Выходной взяла. Представляешь, тетя Лаура приезжала из Тбилиси. У ее Верико каникулы в училище, так они приехали ко мне. А сегодня уехали и забрали Гогу с собой.

– Забрали твоего Гогу? – переспросила Катя.

– Ну да, погостить. Я ужасно не хотела его отпускать – мал ведь еще. Но родня меня просто допекла – теперь будут коллективно прививать Гоге грузинские корни. Все мне звонили, упрашивали: и тетя Тамара, и бабушка Бэла, и прабабушка Гарунда. Все хотят видеть моего Гогу – правнука деда Тариэла. Ну, пришлось мне отпустить его с тетей Лаурой и Верой. У нас тут холодно, того гляди, снег пойдет, а там сейчас плюс тринадцать. Потом они в Батуми поедут на море к троюродному племяннику Котэ. Гога там окрепнет на морском воздухе. И мне хоть малая, но передышка.

– Значит, ты свободна? – убито спросила Катя, косясь на Колосова. – Слушай, мне срочно надо тебя видеть. Прямо сейчас. Приезжай ко мне на работу в Никитский переулок. Позвонишь снизу, с поста, я тебя встречу и пропуск закажу.

– А что случилось? – испугалась Нина.

– Это не по телефону.

Верная, добрая Нина Картвели поймала такси и примчалась на всех парах. Обрадовалась Кате, удивилась неулыбчивому начальнику отдела убийств (Колосов тоже спустился в вестибюль главка, чтобы встретить своего потенциального конфидента) и узнала о том, чем именно ей предлагают заняться в самом ближайшем будущем.

– Да вы что – с ума сошли? Нет, нет и нет. Никита, вы что, смеетесь, что ли? – протестовала она. – Как это я вдруг так все сразу брошу: работу, клинику, дом – и отправлюсь в какую-то чужую семью в роли какой-то самозванки?!

– Не самозванки. Детского персонального врача для четырехлетнего Левы Абаканова-Судакова, – ответил Колосов.

– Но я стоматолог по профессии. Понимаете вы? Сто-ма-то-лог. А из того, что вы мне сейчас рассказали, я поняла, что этому несчастному мальчику нужен квалифицированный детский психолог.

– Разве вы не разбираетесь в детской психологии? Нина, вы же детский зубной врач.

Быстрый переход