— Где сейчас Эдам? — спросил ее дед.

— В Филадельфии, выступает на архитектурном семинаре. Завтра вернется.

— Мне нужно, чтобы он присутствовал на обеде, стоял рядом с тобой и аплодировал твоему решению. Поняла?

— Вряд ли его аплодисменты будут бурными.

Когда они только поженились, Эдам с воодушевлением отнесся к тому, что Нелл останется личным помощником Мака. Но после отставки деда он переменил точку зрения.

— Нелл, у нас появился шанс начать жизнь, которая не вертится вокруг всемогущего Корнелиуса Макдермота, — сказал Эдам. — Мне надоело, что ты у него на побегушках. Если ты станешь участвовать в выборной кампании, он тебе шагу не даст без него ступить. — В голосе Эдама звучала мольба. — Ты ничего не видала в жизни кроме политики. «Джорнел» предлагает тебе вести постоянную колонку. Откажись от участия в выборах, Нелл.

Теперь, обдумывая предложение деда, Нелл призналась себе: комментировать политические события ей было недостаточно. Она хотела в них участвовать.

Наконец она сказала:

— Мак, давай начистоту. Эдам мой муж, я люблю его. А тебе он никогда не нравился.

— Это неправда.

— Тогда сформулируем иначе. С тех пор как Эдам основал собственную фирму, ты на него взъелся. Если я выставлю свою кандидатуру, нам с тобой придется проводить гораздо больше времени вместе. Ты должен обещать мне, что будешь обращаться с Эдамом так, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой.

— А если я прижму его к своей груди, ты станешь баллотироваться?

Через час Нелл покинула кабинет деда, твердо пообещав выдвинуть свою кандидатуру.

Джед Каплан в третий раз проходил мимо архитектурного бюро «Колифф и К°» на 27-й улице. В витрине был выставлен макет, приковавший к себе его внимание: сорокаэтажный жилой, торговый и офисный комплекс, над которым возвышалась башня с золотым куполом. Откровенно постмодернистское здание с фасадом из белого известняка составляло разительный контраст с теплым цветом кирпичной башни.

Джед сунул руки в карманы джинсов и нагнулся к витрине, почти касаясь лицом стекла. Случайный прохожий не обратил бы внимания на этого ничем не примечательного мужчину. Среднего роста, худощавый, с короткими светлыми волосами.

Однако его наружность была обманчивой: под старым свитером скрывалось крепкое, мускулистое тело. Кожа загрубела от солнца и ветра. Вдобавок, когда люди встречались с ним взглядом, им становилось не по себе.

Большую часть жизни тридцативосьмилетний Джед болтался по свету. Последние пять лет он пропадал где-то в Австралии и, вернувшись домой, узнал от овдовевшей матери, что та продала дом и прилегающий к нему небольшой участок земли на Манхэттене, который принадлежал их семье на протяжении четырех поколений. Между ними произошла бурная ссора.

— Что мне оставалось делать? — оправдывалась мать. — Здание разваливалось, налоги росли, жильцы съезжали. От меховой торговли одни убытки. Теперь не одобряют тех, кто носит меха.

— Отец собирался оставить дом мне! — закричал Джед. — Ты не имела права его продавать!

— Отец надеялся, что ты станешь хорошим сыном, надеялся, что ты осядешь на одном месте, женишься и найдешь хорошую работу. Но ты даже не приехал, когда я написала, что он при смерти. — Она заплакала. — Эдам Колифф хорошо мне заплатил. Я до конца дней буду спать спокойно и не беспокоиться о счетах.

С растущим чувством горечи Джед рассматривал макет комплекса. Он ухмыльнулся, прочтя надпись: «ВЕЛИКОЛЕПНОЕ ЗДАНИЕ, ЗАДАЮЩЕЕ ТОН САМОМУ РОСКОШНОМУ ЖИЛОМУ РАЙОНУ НА МАНХЭТТЕНЕ».