Экран моего мобильника мигает. Сообщение! Извинившись перед шефом, включаю указатель номера. Номер мне неизвестен, никакой эсэмески нет. Кладу включенный мобильник на прежнее место и объясняю вызов проблемами со здоровьем в семье.

— Ничего страшного! Но сейчас, дорогой Тальбо, я вас действительно удивлю: самой потрясающей встречей в моей карьере стала одна из последних, как раз перед тем, как меня назначили сюда, на эту дурацкую чиновничью должность, полностью отрезавшую меня от налогоплательщиков. Изис де Сэз — знаете такую? Молодая актриса из Х-го округа, степень лиценциата по литературе, три опубликованных романа-фикшн. В плане внешности она меня слегка разочаровала: пирсинг, силикон, татуировки, за всей этой мишурой не видно женщины. Но зато в ее книгах — ого-го!.. Какая пропасть между имиджем прожигательницы жизни и зорким взглядом творца, между искусственными физическими прелестями и безупречной чистотой литературного стиля!.. Истинное чудо! Разумеется, впоследствии я узнал, что за нее пишет «негр». И что в крупных планах самых интимных сцен вместо нее снимается дублерша. Словом, все оказалось фальшивкой. Но я-то ей искренне поверил, и это главное.

Сам не знаю, почему эта его последняя фраза так глубоко задела меня, почему овеяла таким спокойствием мою душу, терзаемую душевными муками с самого утра. Мой шеф неторопливо допивает свою минералку Vittel, слегка распускает тугой узел галстука и спрашивает тоном гурмана:

— Ну, а вы, Тальбо? Какие сюрпризы уготовила вам наша работа? Какая встреча вам запомнилась больше всего?

Я был не готов к этому вопросу. Внезапно мне вспомнилось прекрасное лицо Лидианы Ланж, юной художницы, которую мне так нравилось инспектировать в ее тесной мастерской на берегу озера Аннеси, среди ее сюрреалистических полотен, на которых она изливала свое яростное негодование против URSSAP, заставлявшего ее платить еще до того, как она продавала картину; в результате, у нее не оставалось денег на покупку кистей и красок для следующей работы. Но о чем тут рассказывать? Не о том же, что я отсрочил ее задолженность, купил одну из ее картин в галерее и потом долго еще мечтал о ней. Нет, вспоминать сейчас о Лидиане означало бы разбередить смутные тоскливые сожаления, а мне в данный момент и без того было лихо.

Опустив глаза, чтобы укрыться от начальственного любопытства, я обнаруживаю второй сигнал об эсэмеске на экране мобильника. Сделав вид, будто хочу поднять упавшую салфетку, включаю определитель номера. Корреспондент неизвестен, никакого письма нет. Внезапное подозрение — что если это Изабо вздумала общаться со мной при помощи SMS! — мешает мне разогнуться.

— Что-то случилось?

Я выныриваю из-под стола, отметая эту нелепую гипотезу. Телефонные преследования — постоянное явление в нашей профессии, но они никогда не бывают продолжительными. Если налогоплательщики, считающие себя несправедливо наказанными, будят вас среди ночи анонимными звонками, достаточно выключить аппарат, и эта забава им быстро надоедает.

— Так какая же встреча вам запомнилась больше всего? — настаивает господин Кандуйо с вежливым интересом, в котором уже слышится нетерпение.

Я запираю Лидиану Ланж в долгий ящик своих упущенных возможностей и храбро выдерживаю взгляд шефа. Воспоминание, которым я решил с ним поделиться, лишено прелести встреч с Лидианой, зато, может быть, куда горше: это история Бенуа Жонкера. Толстый бельгиец, весьма колоритный тип, считавшийся в восьмидесятые годы трюфельным королем верхнего Прованса, стал для меня живым укором, болезненной занозой в моей памяти.