«Конина», — успел понять Смит, с трудом ворочая в тесном коконе разбитые кости.

14

Проснулся он незадолго до полудня с давно позабытым ощущением счастья, хоть по-прежнему ныли суставы и саднили кровяные мозоли на руках.

Немилосердно жарило солнце, но травы вокруг еще были в росе, наполняя бодрящий воздух медовым хмелем. За ручьем, прыгавшим по молочным с ржавыми подпалинами валунам, слепил коралловой белизной конус гигантского гейзера. Покрытые ноздреватыми выпарами соли проплешины купались в тяжелых парах, изредка пробулькиваясь сердитыми пузырями. Легкий ветерок доносил тогда йодо-бромную вонь, и на языке ощущался отчетливый привкус фотоэмульсии. Но зато дальше, насколько хватал глаз, расстилалось все то же духмяное поле, и округлые кочки были усыпаны земляникой, и цвели курчавые гиацинты в сырых овражках. Когда же менялось направление ветра, над долиной разливалась тревожная, порочносладостная струя таволги. Ее кремовые плюмажи хлопьями пены качались на сине-зеленых волнах.

— «Ты с красоткой усни на росистом лугу…» — насмешливо пропел Макдональд, увидев, что чудаковатый янки наконец пробудился. — А здесь и в самом деле рай! Даже воду для бритья не пришлось греть — взял прямо из гейзера… Жаль, вот яичек нет.

— Можете отварить на завтрак фазана. Их тут видимо-невидимо.

— И жаворонки! — разнеженно жмурясь, Макдональд запрокинул голову к небу. — Вы хоть знаете, как называется это прелестное местечко? На моей роскошной карте тут белое пятно.

— Белое пятно? — открывая банку с ветчиной, Смит накололся о заусеницу и принялся зализывать ранку. — Боюсь, что вы, сами того не ведая, попали в точку. Судя по всему, это Белый остров. Конусы из глауберовой соли — верная примета его границ. Так что поздравляю, Чарли.

— Тоже мне радость, — пренебрежительно фыркнул Макдональд. — Подумаешь! — подобрав жир со сковородки лепешкой из цзамбы, он допил кофе и побежал к ручью. Полюбовавшись на мерцающую золотой пыльцой форель, трепетно противостоявшую течению, прополоскал горло и вымыл руки. — Холодная! Даже зубы ломит.

— Ледниковая… Ну что, пора в путь?

— Да, будем собираться, — Макдональд включил рацию и настроился на привычную волну.

— Воет? — поинтересовался Смит.

— Как сонм чертей, — австралиец привычно взял пеленг. — Курс таким образом прежний — сто десять.

— Пусть будет так, — Смит не без труда выпрямился, ища шерпа, который где-то далеко за ручьем пас на изобильных травах уцелевших животных. Погонщики, надо полагать, ушли еще на рассвете.

Сумерки застали отряд в пути. Небо над зазубренным краем обнимавшего долину хребта еще блистало всеми оттенками ранней зари, а здесь, в полынных, разом погрустневших полях, без дорог и примет человечьего быта, неудержимо густела темень. Холодеющий воздух стригли летучие мыши. Лунный желатин скупо плавился на металлических, окаймленных иглами листьях.

Откуда-то налетели тучи комаров. Сразу вспухли, наливаясь болезненным жаром, искусанные веки. Но едва лишь Смит подумал о том, что следовало бы хорошенько обмазаться гирудином, как задул ненавязчивый ветерок и разогнал кровососущие эскадрильи.

— Словно по заказу! — удовлетворенно отметил Макдональд. — Пора, однако, позаботиться о ночлеге… Постойте, да это никак огонек!

Милях в полутора от них действительно подрагивал какой-то теплый зовущий свет.