Вот, считал император, станет Эльрика супругой принца, хоть и уродливого (ну кто ж не без того?), а всё ж знатного, и сойдёт с неё спесь – деток, наследников нарожает, и умрёт он, старый Пуддел, в спокойствии…
Насчёт Паэррона Пуддел не беспокоился, знал, что тот только и мечтал, как бы поскорее овладеть Эльрикой – прекраснейшей девушкой во всём их мире–дворце.
А вот дочка вызывала в императоре весьма сильные опасения. Помнил Пуддел, как она в детстве сбежала, и как трудно было её найти.. Знал, с каким пренебрежением относилась она к обычаям своего народа; как любила уединение…
И вот теперь Пуддел говорил:
– Счастья своего ты не понимаешь, Эльрика. Ну что ж. Всему своё время. А пока что… – он кивнул на стражей, которые ничего не выражающими взглядами созерцали пространство. – Ты уж не обессудь, но они останутся здесь до завтра…
– И на ночь? – спросила Эльрика.
Пуддел долго и мучительно кашлял, затем нашёл силы и ответил:
– Да, родная, и на ночь… Будут охранять твой сон…
Эльрика медленно отошла к фонтану, опустила в прозрачную прохладную воду ладонь. Фигура девушки выказывала безмятежность, и со стороны трудно было определить, как на самом деле напряжена она…
Но это знал Гондусар, который тоже вошёл в покои и остановился возле дверей. Горбатый советник был мрачен – ему казалось, что теперь Эльрике едва ли удастся ускользнуть, а, стало быть, свадьба действительно состоится, и его собственной дочери едва ли удастся взойти на престол.
Император Пуддел продолжал:
– Ты, доченька, очень бегать любишь, и я помню как ты испортила нюх балдогов перцем Но теперь балдоги живут у меня в клетке и тебе до них не добраться… Ты только не огорчайся, ведь я о твоём благе радею; ибо глупа ты и несмышлёна…
– Достаточно, отец, – произнесла Эльрика.
– Ты обещаешь, что не будешь помышлять о бегстве? – спросил Пуддел.
– Нет, этого я обещать не могу, – проговорила Эльрика и поднялась от бассейна.
Пуддел молвил:
– Этого я и опасался, а раз уж ты об этом даже в открытую говоришь, то прикажу удвоить стражу в твоих покоях.
– Да как же так? – усмехнулась Эльрика. – Ведь это, выходит, вся стража здесь скопиться. Ведь у вас больше и не осталось никого…
С этими словами девушка подошла к шкафу, распахнула его, и положила небольшую книжечку со своими любимыми стихами в кожаную сумку, плотно прикрепленную к её боку…
На другом боку у Эльрики были закреплёны золотые, усеянные изумрудами ножны, в которых покоился острый кинжал. Вот она провела ладонью по этим ножнам. С самым решительным видом, быстрым шагом направилась к Пудделу.
Император спросил испуганно:
– Что это ты задумала?
Стражи встали перед ним, приподняли свои тяжёлые мечи.
Эльрика, всё ещё усмехалась, но горькой была её усмешка. Принцесса молвила:
– Что же ты, отец, боишься меня? Думаешь, я причиню тебе вред? Ударю этим кинжалом?
– Нет, что ты… – вздохнул император и дал своим слугам знак отойти.
Те, конечно, повиновались, но оставались поблизости – насторожённые, чутко следящие за каждым движеньем Эльрики – никогда они не доверяли принцессе – своевольной, столь непохожей на них…
А Эльрика, подошла вплотную к Пудделу, дотронулась пальцами до его холодной, сероватой ладони и произнесла:
– Я просто хотела сказать спасибо, за всё то хорошее, что от тебя получила. Да… ведь было и хорошее… Спасибо вам всем!
– Ну что ты, доченька, – император хотел сказать ещё что–то, но им снова овладел кашель.
И в раскатах этого болезненного кашля звучали слова Эльрики:
– …Но отныне моё пребывание здесь становится невыносимым. |