– Где?!!! Где!!! Где!!! – орал Бычков, вытаскивая из ножен двусторонний нож. – Отвечай, сука!.. Я тебе твою поганую улыбку с лица срежу!!!

– Кто – она? – спросил Владимир Викторович, по-прежнему улыбаясь.

– Это – Эль Калем! – шептал дрожащим от ужаса голосом Hiprotomus. – Я видел его на изображениях наших художников! Или нет!.. Это – старый следователь, о котором я вам рассказывал, который всех моих женщин сглазил!.. Господи, как мне страшно!.. Только этот моложе!..

– Так кем вы интересуетесь? – еще раз спросил пленник.

– Кем?..

Бычков повернул ко мне растерянное лицо, и я вспомнил, что он даже имени ее не знает.

– Действительно, Поддонный! Или похож!

– Он ищет Асю, – помог я товарищу.

– Ах, Асю!.. – понял Прохор, закивав головой, потянул руку к выключателю и в одно мгновение щелкнул им, наполняя зал нестерпимо ярким светом. – Ну что ж, ищите вашу Асю! Вон они все! – и указал окровавленными пальцами в противоположную сторону.

А на противоположной стороне, у стены, на толстых дубовых полках стояли зеленого стекла бутылки разных калибров. Огромные и маленькие, узкие и пузатые, они были наполнены мерцающей жидкостью, в которой плавали, шевеля волосами, пуская ртами к поверхности пузыри, обнаженные женщины.

– Ах!.. – обронил я.

– Ах!.. – вырвалось у Бычкова.

– Ах!.. – изумился Hiprotomus.

– Которая ваша Ася? – поинтересовался Поддонный.

И мы пошли, зачарованные, вдоль стеллажей с бутылями, вглядываясь в женскую наготу.

– Ах! – еще раз вскрикнул жук, когда в первой бутыли, навстречу нашему ошеломлению, пытаясь разбить стекло, потянула руки девушка с абсолютно белыми волосами, и казалось, что она безмолвно хохочет, глядя на меня, двигая ногами, словно водолаз.

– Ха-ха-ха!

– Ах, это моя Бертран! – вскричал Hiprotomus. – Устрица моя! Хохотушка моя, Бертран!..

Но нас уже тянуло к следующей бутылке, в которой хлопала грустными глазами немолодая женщина в вязаной шапке на голове.

– Женя! – казалось, говорила она беззвучно, а я почти плакал от этого наваждения. – Евгений!..

– Мама!.. – стекла слеза.

– Вот она, вот! – закричал Бычков, тыкая пальцем в следующую бутылку, в которой плавала вниз-вверх, отталкиваясь от дна мощными ногами, толстая Ася. – Вот же она!!! Немедленно освободите ее!.. – и обнял бутыль руками, словно согревал Асину наготу своим телом. И зацеловал прохладное стекло в исступлении!..

А меня тянуло дальше, к следующим сосудам.

– Ах, это Полин! – возопил жук, тыкая иглой сквозь мою кожу на девушку с черными, словно крылья, волосами, стыдливо прикрывающую свое сумеречное лоно ладонями. – Полин, любовь моя!!! Я во всем разобрался! Нет ни Входа, ни Выхода! Есть лишь один бесконечный путь!!! Прости меня, моя Полин!!!

И она простила его, качнув головой, тряхнув волосами, как будто водорослями, словно она подводная птица.

– И ты прости меня, моя Настузя! – торжественно проговорил он, когда мы миновали бутыль с девочкой-негритянкой, смеющейся белозубым ртом, с прической из волос-пружинок, возвышающихся над головой на целый аршин. – Нянечка моя дорогая!..

И папуаска в ответ задорно выпятила свой голый живот-шоколадку.

А потом Hiprotomus отыскал девушку с рыжими волосами, рыжей грудью и в умилении зашептал:

– А это моя мама! Это моя Ида! Это Инна Ильинична Молокова, Государыня Российская, от нее мой путь! От нее я весь!.