Кроме того, мы сможем определить датировку самого материала артефакта.
— Значит, это не то, что вы искали?
— Сначала я думал, что именно то, — Силвест присмотрелся к самой нижней части раскопанной поверхности обелиска. Текст кончался в нескольких дюймах от глины, а чуть ниже его виднелось еще что-то, уходившее под слой вечной мерзлоты. Что-то вроде карты или диаграммы — просматривались лишь верхние части концентрических дуг. И больше ничего. Но что это такое?
Силвест не мог, да и не хотел гадать. Буря усиливалась. Звезды исчезли, над шахтой был виден лишь колыхающийся песчаный покров, похожий на машущие крылья гигантской летучей мыши. Слышался оглушительный рев ветра. Оказаться там — значило попасть в дьявольскую переделку.
— Дайте мне что-нибудь, чем копать, — сказал Силвест и начал соскребать вечную мерзлоту вокруг того места, где был саркофаг. Он работал так, будто был заключенным, которому предстояло до наступающего восхода прорыть длинный спасительный туннель. Паскаль и студент тоже копали. А наверху дико выла песчаная буря.
— Я мало чего помню, — сказал Капитан. — Мы все еще крутимся вокруг Жировика?
— Нет, — Вольева старалась не показать ему, что их разговор повторяется многократно, иначе говоря, каждый раз, как она согревает ему мозг. — Мы покинули Крюгер 60-А несколько лет назад. После того, как Хегази добыл для нас ледяной панцирь, в котором мы безумно нуждались.
— О! Но тогда — где же мы?
— Идем к Йеллоустону.
— Зачем?
Глубокий капитанский бас гремел из динамиков, расположенных поодаль от его трупа. Сложные алгоритмы шарили по его мозговым извилинам, преобразовывая результаты в речь, отбрасывая, если нужно, все лишнее. Вообще загадкой являлось уже то, что к Капитану возвращалось сознание — ведь вся нервная деятельность должна была прекратиться уже тогда, когда температура мозга упала ниже точки замерзания. Но в мозгу Капитана трудилось множество почти микроскопических машинок. Строго говоря, думали именно они, причем действуя в условиях, когда температура была всего лишь на полкельвина выше абсолютного нуля.
— Хороший вопрос, — сказала Вольева. Что-то беспокоило ее, причем это что-то было совсем другим, нежели разговор с Капитаном. — Причина того, что мы идем к Йеллоустону, заключается в том, что…
— Да?
— Дело в том, что Саджаки полагает, будто там живет человек, который может вам помочь.
Капитан долго вникал в ее слова. На своем браслете она видела карту его мозга, по которой пробегали волны различных цветов, будто армии, выходящие на поле боя.
— Тогда этот человек — Кэлвин Силвест, — произнес Капитан.
— Кэлвин Силвест умер.
— Значит, это — Дэн Силвест. Это его решил разыскать Саджаки?
— Полагаю, другого быть не может.
— Он не пожелает прийти. Во всяком случае, в прошлый раз он отказал.
Наступило молчание. Температурные колебания время от времени отключали мозг Капитана.
— Саджаки должен был бы это знать, — к Капитану снова вернулось сознание.
— Я уверена, что Саджаки рассмотрел все возможности, — сказала Вольева, но ее тон явно свидетельствовал, что она готова поверить во что угодно, но только не в собственные слова. Нет, надо быть осторожнее, когда говоришь о другом Триумвире. Саджаки — самый верный адъютант Капитана. Они были знакомы давно — задолго до того, как Вольева вошла в команду. Насколько она знала, никто, кроме нее — включая Саджаки, — не разговаривал с Капитаном и даже не знал о существовании подобной возможности. |