— Я вижу, Манукьяну удалось доставить вас сюда в полном здравии? — произнес женский голос.

— Меня или его?

— Вас обоих, милочка, — сказал невидимый голос. — У вас обоих одинаково внушительные репутации.

За спиной Хоури щелкнула дверь. Она уже немного привыкла к обстановке, хотя это и было трудновато из-за странного розового освещения. Казалось, комната имела форму чаши с двумя окнами в виде глаз, пробитых в изогнутой стене.

— Милости прошу в мое обиталище, — сказал голос. — Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Хоури подошла к закрытым окнам. По одну сторону от них стояли два кокона для глубокого сна, сверкая хромированной оболочкой. Один был запечатан и подключен, другой — открыт. Хризалиды готовы превратиться в бабочек.

— Где я?

Ставни распахнулись.

— Там, где вы были всегда.

Вид на Чазм-Сити. Но только с большей высоты, с которой она города еще не видела. Она была сейчас выше Москитной Сетки — метров на пятьдесят от ее грязной поверхности. Город лежал под этой сеткой как фантастическое колючее чудовище, сохраняемое в формалине. Хоури не понимала, где она. Может быть, в одном из тех высоченных зданий, которые она привыкла считать необитаемыми? Мадемуазель сказала:

— Я называю его Шато де Карбо — Замок Воронья. Это за его черный цвет. Вы его видели.

— Чего вы от меня хотите? — спросила Хоури, обрывая эти объяснения.

— Хочу, чтобы вы выполнили для меня одну работу.

— Только и всего? Значит, вы привели меня сюда под дулом пистолета только для того, чтобы я выполнила для вас работу? Неужели этого нельзя было сделать, воспользовавшись обычными каналами?

— Это не та работа, о которой вы думаете.

Хоури кивнула на открытый кокон для долгого сна.

— А это каким-то боком входит в вашу игру?

— Только не надо говорить, что это вас пугает. Вы явились в наш мир вот в такой же штуке.

— Я просто спросила, что это значит.

— Все узнаете в свое время.

Хоури услышала за своей спиной слабое движение — звук был такой, будто открыли ящик картотеки.

В комнату въехал паланкин герметика. А может быть, он торчал тут с самого начала, прикрытый какой-нибудь скульптурой. Был он угловатый, без всякой отделки, с грубо сваренной черной поверхностью. Не было у него ни придатков, ни видимых сенсоров. Единственный монокль, вставленный в переднюю стенку паланкина, был темен, точно глаз акулы.

— Вы, разумеется, знакомы с такими, как я, — сказал голос из паланкина. — Не надо бояться.

— Я не боюсь, — ответила Хоури.

Она лгала. В паланкине было что-то тревожное. Какое-то качество, с которым она еще не сталкивалась. Возможно, его суровость создавала ощущение, что ящик почти никогда не остается пустым. И почему-то ничтожно маленькие размеры смотрового окошка — казалось, что за ним обязательно прячется какое-то чудовище.

— Я сейчас не могу ответить на все ваши вопросы, — продолжала Мадемуазель. — Но ведь очевидно, что я не стала бы доставлять вас сюда только для того, чтобы продемонстрировать неудобства, которые я переношу. Вот! Может быть, это облегчит дело.

Рядом с паланкином возникла фигура, причем так неожиданно, что можно было подумать — ее породила сама комната.

Конечно, это была женщина. Молодая, но — парадокс! — одетая в такую одежду, какую никто тут не носил со времени Эпидемии. Она была в мерцающей мантии. Черные волосы зачесаны с гордого лба назад, их удерживала диадема, в которой горели огоньки. Вечернее платье цвета электрик обнажало плечи, грудь была открыта смелым декольте.