Включив реактивную тягу, корабль контактеров стал падать на Завесу, тогда как сама исследовательская станция отошла на безопасное расстояние — туда, где ее ждал суперсветовик. Повествование Паскаль заканчивалось тем, что контактный корабль стал быстро удаляться, уменьшаясь в размерах, пока не превратился лишь в лилово-синее пятно ракетного выхлопа с пульсирующими красным и зеленым бортовыми огнями. Вскоре они тоже исчезли. Все залила темнота, подобная расплывшейся кляксе черной блестящей туши.

Никто достоверно не знает, что произошло потом. В ходе дальнейших событий большая часть информации, собранной в полете Силвестом и Лефевр, была безвозвратно утеряна, включая и ту, которую они передавали на исследовательский спутник и суперсветовик. Не только на показания измерительных приборов, но даже на изложение последовательности событий положиться было нельзя. Все, что известно, известно со слов Силвеста. Но ведь и он, по собственному признанию, бывал близок к потере сознания и даже терял его на неизвестное время вблизи от Завесы. Так что его воспоминания трудно считать абсолютно точным источником.

Полученная информация сводилась к следующему

Силвест и Лефевр подошли к Завесе ближе, чем кто бы то ни было из людей, включая и Ласкаля. Если то, что поведал Ласкаль, — правда, то трансформация их мозга обманула защиту Завесы. Эта защита направила их в относительно спокойный канал пространства-времени, тогда как вся остальная граница вокруг Завесы буквально кипела от невероятно сильных гравитационных перепадов. Никто даже теперь не может объяснить, как это случилось, каким образом механизмы глубокой защиты Завесы могли искривить пространство-время с такой безумной геометрической точностью, если его свертывание в миллионы раз более простое, потребовало бы затрат энергии больше, нежели ее заключено в массе покоя всей нашей галактики. Никто не понимает и того, как могло сознание проникнуть в пространство-время вблизи Завесы, да еще так, чтобы последняя могла распознать типы разумов, оценить их приемлемость для проникновения еще глубже, и при этом переработать и переформировать мысли и воспоминания этих разумов. Можно лишь постулировать наличие таинственной связи между процессами мышления и глубинными процессами в пространстве-времени. Возможно, одно влияет на другое. Силвест откопал где-то ссылку на антикварную теорию, умершую сотни лет назад, которая считала, что может существовать связь между квантовыми процессами в сознании и квантовыми же гравитационными механизмами, деформирующими пространство-время с помощью чего-то вроде искривления тензора Вейля. Впрочем, и теперь о сознании известно немногим больше. Безумных теорий вполне хватает. Хотя, может быть, вблизи от Завесы даже слабенькая связь такого рода между сознанием и пространством-временем может многократно усиливаться. В общем, Силвест и Лефевр мыслью пробивали себе дорогу через шторм, их переделанные Трюкачами умы успокаивали взбесившиеся силы гравитации, бушевавшие в нескольких метрах от тонких стенок корабля. Можно сказать, что они действовали как заклинатели змей, которые пробираются по дну глубокой шахты, полной шипящих кобр, и своей музыкой прокладывают среди них узкий коридор безопасности. Да, заклинатели в безопасности, но лишь до тех пор, пока музыка не теряет гармонии. Если это произойдет, змеи очнутся от своей навеянной гипнозом сонливости. Никто никогда не узнает, как близко подошли Силвест и Лефевр к Завесе, когда музыка начала сбиваться, а кобры гравитации опасно зашевелились.

Силвест утверждал, что саму границу они не перешли, и ссылался на визуальные наблюдения — больше половины видимого неба оставалось звездным. А та ничтожная часть информации, которая была спасена с исследовательского спутника, свидетельствует, что контактный корабль с двумя наблюдателями оказался внутри фрактальной пены, прилегающей к Завесе, то есть в пределах размазанной границы последней.