— И то верно. — Егор вырубил экран. — Вам-то что нужно?

Коридорный встрепенулся, на губах возникла добрая улыбка, как у старого моржа.

— Наш отель располагает большим набором услуг для развлечения гостей. Особенно если кто желает остренького… В мои обязанности входит ознакомить, так сказать… В прейскурант, сами изволите понимать, некоторые услуги не вписаны.

— Из-за налогов?

Коридорный склонился в легком поклоне.

— Имеет место и это, зачем скрывать… Так что ежели есть желание…

— Перечислите, пожалуйста.

Вместо перечисления служитель неожиданно хлопнул в ладоши, и в полуоткрытую дверь впорхнули две совсем юных девчушки в коротеньких черно-белых гимназических платьицах, за ними прибежал мальчуган лет десяти, рыжий, шустрый и голубоглазый. Вся троица под внезапно загудевшую откуда-то сверху музыку исполнила быстрый зажигательный танец и застыла посреди ковра в позе раскоряченных лягушек. Шесть наивных детских глаз уставились на Егора с непонятной, трогательной мольбой. Он судорожно допил пиво. Спросил:

— Это что?

— Наша фирменная ночная услуга, — отрекомендовал коридорный вдруг задорно зазвучавшим голосом. — Трио бандуристов. Разумеется, на любителя… Ежели, допустим, легкая бессонница, усыпят кого угодно.

— Кыш! — Егор махнул рукой, отгоняя наваждение. Детишек будто ветром сдуло.

— В принципе, — не смутившись продолжал коридорный. — Дамский товар держим на любой вкус, самый взыскательный. Любой комплекции, а также национальной принадлежности. Цены ниже средних. За барышом не гонимся. Нам главное, удовлетворить гостя.

— У меня невеста, — сказал Егор. — Мне женщины ни к чему.

— И это поправимо, — коридорный уже передвинулся в центр гостиной, глубокомысленно хмурился, превратившись из обыкновенного изворотливого гостиничного клерка в серьезного, философски настроенного человека, готового угодить не только делом, но и советом. — На цокольном этаже прекрасное казино, с приличными ставками. Отбор гостей только положительный. Никакого уличного сброда, за этим строго следим… Имеется сауна, бильярдные, клуб холостяков, а также морозильник.

— Морозильник?

Служитель неожиданно хихикнул в кулачок, стушевался и движением бровей вернул на лицо выражение глубокой, доброжелательной озабоченности.

— Не уверен, что вам это подойдет.

— И все же… Что такое «морозильник»?

— Там опять дамы… Немного садизма, немного хорошей музыки и вина. Все пристойно, без перебора. Летальных исходов не зарегистрировано. Во всяком случае, в этом месяце.

— Скажите, пожалуйста, уважаемый, вы где работали до отеля?

Вопрос оказался для коридорного неприятным, он гордо вскинул голову.

— У вас, извиняюсь, какие-то претензии?

— Чистое любопытство. У вас речь характерная, нравоучительная.

— Да, представьте себе, служил директором одной из московских школ. И не стыжусь этого.

— Чего же тут стыдиться, — удивился Егор. — Я сам давно ли мечтал быть студентом… Что ж, спасибо за информацию, но мне сегодня ничего не надо. Лягу спать.

— То есть никаких распоряжений?

— Совершенно никаких.

Бывший директор, похоже, растерялся, с минуту еще маячил в гостиной, качая головой и бессмысленно разводя руками, и лишь затем, пожелав спокойной ночи, удалился.

— Пока не повидаю Анюту, ничего делать не буду, — упрямо сказал он Мышкину, который сидел перед ним, развалившись в кресле, как на нарах, скрестив нога, бодрый, улыбающийся.

Час назад Мышкин ввалился в номер, разбудив Егора дубовым стуком в дверь.