Тут я заметил, что бедолага от холода даже не синяя, а зеленоватая. Ее следовало немедленно отогреть. И накормить.

– Что мы тут стоим? – я с облегчением взялся за решение конкретной проблемы. – Поехали перекусим. У меня тут машина за углом.

В салоне мы практически не разговаривали. На робкие попытки девушки начать разговор я отвечал бодро, но, по-моему, невпопад. Серия больше чем из двух вопросов-ответов не получалась. В тепле ресторана стало немного полегче. Я даже смог рассмотреть объект моей эпистолярной страсти. Это было худое, потрепанное жизнью создание. Изо всех сил Катя-новая пыталась выглядеть непринужденной, но только после второго бокала мерло она перестала путаться между вы и ты. Волосы были, конечно, рыжие, но… Такого рыжего в природе не встречается. Подобный оттенок можно получить, только тщательно вымочив паклю в перекиси водорода и залив ее очень искусственным (то есть крайне неестественным) красителем.

У моей Кати рыжесть была не цветом волос, а состоянием души, темпераментом и жизненной философией. Новенькая носила свою рыжесть как паранджу.

Все остальное тоже подействовало отталкивающе. Хотя потом я пытался восстановить, чем мне не угодила ее внешность – и не понимал. Все там было в порядке. И лицо, и грудь, и ноги, как писал классик, пока не попал в руки литературного редактора. И говорила она что-то умное. Даже, наверное, смешное. Помню, в некоторых местах я посчитал необходимым улыбнуться. В ответ бедняжка хохотала с такой готовностью, что хотелось плакать.

Я, наверное, очень обидел ее, когда, получив счет, прервал на полуслове и поинтересовался:

– А ты где остановилась? Давай отвезу. Завтра выставка начинается, у меня много дел.

Катя-новая почему-то предпочла метро. За что я был несказанно ей благодарен.

В башке творился такой кавардак, что я даже вымыл дома пол и вытер пыль с книг.

Наташка заявилась домой в час ночи и разбудила меня громким чертыханием, потому что споткнулась о мою сумку.

– О! Ты здесь? Впрочем, я так и думала.

– Почему?

– Потому что сюрпризы с мужиками не проходят.

Они не въезжают в ситуацию и сразу начинают злиться. Потом, конечно, простят и все такое, но радость уже не та…

– Это был не Сергей.

– О! А Сергей знает, что это был не он?

– Про Сергея я вообще ничего не знаю.

– Круто. Водку будешь?

– Завтра ж на охоту… то есть на работу.

– Делов-то. Давай, рассказывай все по порядку.

Я рассказала. Наташка слушала молча. Верный признак того, что моя глупость перешла всякие разумные границы, раз она даже не язвит.

– Бедный Андрей,- наконец сказала она,- два месяца ожидания коту под хвост. Кстати, ты хоть представляешь себе, сколько стоит ужин в том ресторанчике?

– Слава богу, нет.

– А что вы хоть ели?

– Не знаю. Мороженое.

– По-нят-но. Мороженое… Это наверняка было самое дорогое мороженое в твоей жизни.

– Знала бы, не ела. Оставила б на память.

– Ладно, так ты у меня будешь жить?

– Не знаю. Завтра позвоню Сергею, скажу, что приехала, и буду ориентироваться по ситуации.

– Да уж. Ты у нас видный ориентирщик. Зато не скучно. Удачно я все-таки тебе мужика нашла, теперь на всю жизнь есть занятие.

И Наталья бодро удалилась во вторую комнату, подгоняемая летящими вслед подушками.

На выставку мы с утра приехали вдвоем с подругой. Коллеги смотрели на меня с сочувствием, хотя они уже привыкли к тому, что в Москве на выставках я, мягко говоря, не всегда высыпаюсь. Я подождала до одиннадцати часов, чтобы не разбудить Сергея, и трясущимися руками набрала его номер.