Изменить размер шрифта - +
– Несколько лет назад был спад рождаемости, а теперь наоборот. Это связано с социальными… и иными причинами. Жить стало лучше. Вот и у меня тоже…

Я похолодел и уставился на хрупкую старушку, ожидая признания в тайной беременности от председателя районного совета пенсионеров.

– …у невестки в Астрахани скоро будет ребеночек. Говорят, девочка. Но мне кажется…

Тонкостей определения пола на расстоянии я не узнал, так как меня срочно позвал шеф.

– Геннадий в Нижнем, – грозно спросил он, – твой протеже?

– Не совсем. Но нашел его я.

– Обнаглел совсем. Через все головы связался со мной, требует увеличения жалования. Он, видите ли, женился, у него жене, видите ли, через полгода рожать…

Я признал вину, обещал накрутить хвост Геннадию в Нижнем, посетовал на распущенность современных девушек, которые замуж идут уже не девушками, и поклялся на «Книжном бизнесе», что отучу подчиненных обращаться наверх напрямую.

Так продолжалось всю неделю.

И только в последний день Катиного визита до меня дошло. Как я раньше не сообразил! Тетушке Судьбе пришлось подсовывать мне под нос сто подсказок, прежде чем я смог сделать очевидный вывод. Всю ночь я придумывал слова ободрения и поддержки для моей любимой женщины, но на прощанье смог выдавить только:

– Береги себя. Я все понял, все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся.

И уехал волноваться сам.

 

Отцовский инстинкт

 

**

 

Я лежал на диване и готовился стать отцом.

Теперь-то я понимал, что означали Катины бледность, нервозность и постоянная усталость. В ее состоянии это было так естественно! Я порылся в памяти, разыскивая дополнительную информацию о беременных. Сексом ей заниматься нельзя. Я загрустил. Девять месяцев – это много. А ведь после родов тоже, наверное, недели две придется сохранять интимный мораторий.

А еще беременным хочется солененького. Хотелось ли солененького Кате? Ей ничего не хотелось, ее тошнило. Это называется токсикоз.

«И что же теперь делать?» – подумал я, повернулся к телевизору и включил «Евроспорт». Показывали драматический матч между сборными Голландии и СССР. Посмотрев немного, я вернулся к обдумыванию. Требовалось принять – а затем и осуществить – настоящее мужское решение.

Проще всего было бы заставить Катю с потомством переехать к себе. Проще? Как бы не так! Снова начнутся разговоры о регистрации и справках, о школах и поликлиниках. Кроме того, в «двушке» мы не разместимся. Нужно расширяться. Кроме собственно денег на обмен требовались средства на переезд, ремонт, мебель. И все это на фоне Катиной беременности.

Я понял, что предстоящее отцовство наполняет меня не только гордостью, но и кислым компотом из раздражения, тоски и обиды. Она, видите ли, решила завести ребенка! А меня спросили? Чего она ждет – пока срок не станет критическим, а пузо очевидным? Сейчас еще можно сделать аборт…

Меня передернуло. Со всей отчетливостью я понял, что аборта не хочу. Хочу, чтобы у меня был свой законный ребенок. Как Маша у Кати. Только мальчик. Скажем, Саша. Александр. Александр Сергеевич.

А что? Чем мы не Пушкины-Грибоедовы? Буду учить его кататься на велике, а потом – работать на компьютере. С математикой буду помогать. Хотя, скорее всего, он пойдет в родителей и сам будет в этом деле способным. На работе буду рассказывать о его успехах в школе.

Я вздохнул: жизненный опыт подсказывал, что дети не сразу начинают овладевать велосипедом и персональным компьютером. Первые несколько лет они бессмысленны. И беспощадны. Даже говорить не умеют. Только едят и едят. Не понимаю, что в этом такого великолепного? Не далее как сегодня утром я подслушал хвастовство культурного вида мамаши: «Никита только что покакал!» На весь двор.

Быстрый переход