— А если головной дозор будет проверять кусты? — спросил Шило.

— На своей-то территории? — фыркнул прапор. И тем не менее, слова Шила заставили его задуматься. Он обернулся, осмотрел тропу сначала невооруженным глазом, потом в бинокль. И принял решение — другое…

— Ты прав. Тогда делаем вот что — он быстро стер ластиком несколько пометок, начертил новые — вон там вон есть валун, видите? Под него-то я и подложу «громыхалку» прямо под основание, солидно так. Сигналом к началу операции будет подрыв этой самой громыхалки. Я не я, если камень не свалится на тропу — а в нем несколько тонн. На тропе он, конечно, не удержится — но шарахнет изрядно. Дальше. Вдоль тропы с удалением десять — двадцать метров высаживаем «озимые» — в одну строчку, с интервалом метров двадцать. Это делаем я и Шило — Шило сажает «озимые», я минирую валун и присоединяюсь к Шилу. Грузин — ты с Баем отрезаешь позиции стрелков МОНками — картошку сажать не будем, смысла нет. На неизвлекаемость не ставь — если будет возможность, заберем с собой. Нам еще от хвоста отрываться.

— Типун тебе на язык, прапор… — недовольно поговорил Шило, хотя понимал, что тот прав. После того, как они нашкодничают на земле, которую пакистанцы считают своей — без хвоста не обойдется. А мины — лучший способ рубить хвост. Поэтому и осторожничает прапор — оставляет запас мин на этот самый случай, на случай хвоста.

— Типун не типун — а приступаем…

Хотя в караване и не было ни одной машины — машинами груз гоняли в пустыне Регистан, а не здесь, через горы, где иногда и баран горный не пройдет — все равно караван выглядел солидно. Очень…

Солидно он выглядел прежде всего из-за своих размеров. Восемьдесят два осла — неприхотливые, маленькие животные, способные нести столько же поклажи, сколько весят они сами. Поклажу сгружали с машин — тут же, параллельно каравану приткнулись два старых, «носатых» Мерседеса с высокими бортами. Быстро выстроив три цепочки, низкорослые беженцы — их всегда привлекали для такой вот работы, платя сущий мизер — перебрасывали из рук в руки груз, а последний упаковывал их в переметные сумы — хурджины и грузил их на ослов. В основном — одежда, трикотаж, простенькая японская бытовая техника. Это сверху, снизу, прикрыв вещами — обязательно по двадцать — тридцать килограммов героина. Белой смерти…

Похлопывая плеткой по штанине, Барьялай расхаживал перед колонной. Погода была идеальной — не холодно, не жарко и нет ветра, синее небо и желтый диск солнца над головой. Идти одно удовольствие…

Идти предстояло пешком весь маршрут отсюда и до ближайшего базового лагеря по ту сторону границы. Некоторых подвозили к самой границе — но его люди пойдут пешком. Много молодняка, надо присмотреться, как они идут. Возможно, кого-то придется отставить здесь, в Пакистане. Сейчас его бойцы расхаживали перед караваном, важные как павлины. Кто-то смеясь проводил пальцем по горлу — показывал как он будет отрезать головы шурави.

Американец появился в последний момент — его привез Курран на своей большой, черной машине. Глядя на прикид американца, Барьялай нахмурился — вырядился как на проклятую охоту. Белый господин, мать его… Светло-серый охотничий костюм, черные очки, и как заключительный аккорд — гребаная шляпа.

— Казанзай! — позвал Барьялай одного из своих моджахедов, который знал английский язык — держись рядом со мной! Будешь переводить!

Вдвоем Барьялай и Казанзай подошли к джипу, возле которого переговаривались американцы…

— Переводи — кивнул Барьялай — я командир полка Исламской партии Афганистана Барьялай…

— Называй этого господина «мистер Джонс» — сказал Курран, господин же этот ничего не сказал, просто молча кивнул.