Жрецы Брута исцелили раны короля и воина который был рядом с ним. Столица пылала кострами, на которых жгли «неугодных богам» и Хурм, предчувствуя беду оседлал своего алита и рванул домой. Он мчал что было силы но не успел…

Поместье пылало. Частокол был разметан по бревнышкам, хозяйственные постройки догорали а на крыше дома дома весело играл огонь. Повсюду лежали тела челяди и трупы погромщиков. Трупов было много. В тот проклятый вечер, Ашог, сын Ашога, принял свой первый и последний бой. До последней капли крови он защищал свою беременную жену и пал замертво у её ложа убив их всех…

— Хурм, ты пришёл… ты здесь… — Киида закашлялась, выплёвывая из лёгких кровь. К груди она прижимала окровавленный свёрток.

— Да, маленькая, — так он называл жену названного сына, — я здесь, потерпи, всё будет хорошо.

— Нет… не будет… они убили Ашога… я скоро присоединюсь к нему… не спорь, я знаю. Прошу, позаботься о нашей малышке… прошу тебя, Хурм… ради нас, сделай… это, — женщина протянула ему младенца, — пообещай мне! — Когда орк принял из рук Кииды ребёнка, она умиротворённо вздохнула и испустила дух.

Хурм, держа младенца, стоял посреди горящего дома. Потолочные балки стали обваливаться и он, опрометью выскочил наружу. Едва он покинул здание как объятая пламенем крыша рухнула, погребя под собой тела названного сына и его молодой жены.

Мужчина, рыдая, рухнул на колени и закричал, что есть мочи:

— Боги! Я знаю, вы слышите меня! За что вы сделали это! Что вам сделала моя семья? Будьте вы прокляты! Я проклинаю вас! Всех вас!

И Хурм ушёл, покинул пепелище, еще недавно, бывшее его домом. В кошельке на его поясе было достаточно серебра, чтобы оплатить место на одном торговых коггов, которые, нет-нет да захаживали на волчьи острова…

Он отправился на материк. Хортерия, Вутрана, Вольные Маноры. Страны и города мелькали у него перед глазами как картинки калейдоскопа. Нигде он не останавливался больше чем на несколько дней. Все эти государства страдали от алчной ярости орков и нигде ни он, ни малышка у него на руках не могли быть в безопасности.

Спустя пять месяцев он пересёк границу Империи. Только она не подвергалась набегам его народа и Хурм надеялся обрести тут свой дом…

* * *

— Ей человек, где тут дом старосты?

Бишка, владелец крепкого двора и пяти десятин земли, испуганно посмотрел на, сидящего на усталой кобыле, орка, перед всадником была грубая деревянная люлька.

— А вам какое дело до старосты? — спросил он.

— Это тебя не касается, отвечай давай.

— Езжайте прямо, вам нужен дом с зелёными ставнями…

— Зовут меня Октав, господин орк. Ваши умения нам не нужны, но если хотите, живите. Село у нас мирное, никто и слова не скажет. По первости, остановитесь у меня, а там посмотрим что к чему. Найдём вашей внучке кормилицу, вон как исхудала малышка.

— Спасибо Октав, я заплачу. Деньги у меня есть, немного но есть.

— Приберегите ваше серебро. Вам же надо дом ставить, вот на него и потратите. А ежели останется что-то, так купите себе живность. Корову, или коз с овцами. А если нет, так поможем, как не помочь, — Хурм подумал и остался, подкупили его эти простые, но отзывчивые люди.

Так получилось, что за время своих скитаний, он так и не придумал имя внучке своего побратима. В этом мирном селе оно пришло само собой, Октавия, в честь старосты.

Ох и много было выпито вина и съедено мяса в день, когда крошка с оливковой кожей и слегка выступающими клыками обрела имя.