Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят – значит, по сто пятьдесят.
– Долларов, – уточнил я.
– А чего еще может быть? – удивился Мишка.
– Рублей.
– Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.
– Ну, почему? На свинокомплексе пашут. И получают, насколько я знаю, сотни по три‑четыре. Рублей.
– Да там же пьянь голимая! – искренне возмутился Мишка. – Ты что – нас с ними ровняешь?
– Не ровняю, не ровняю, – успокоил я его. – Продолжай.
– Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил один и четыре десятых процента. А мы как получали по полторы сотни, так и получаем. Это мы, бригадиры. А работяги – так те вообще по сто. А ведь пашем не меньше. Как пахали, так и сейчас пашем. Это правильно, по‑твоему? Справедливо?
– Правильно и справедливо – не одно и то же, – подал голос Артист.
– А ты меня не сбивай, не сбивай! – повысил голос Мишка. – Ты лежишь на диване и лежи. У нас тут серьезный разговор, посторонних просят не беспокоиться. Твое дело – рекламировать «Стиморол». Вот и рекламируй это говно.
– Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про «Стиморол», я поднимусь с дивана и выбью тебе зуб, – лениво пообещал Артист. – Или два. Это уж как получится.
– Не мешай, – сказал я Артисту и обернулся к Чванову: – Переходи к требованиям. Вы же их сформулировали?
– Да, – подтвердил он. – С учетом всех поправок и предложений с мест. Но сначала скажу про другое. Как ты сам живешь – мы в это не лезем. Ольге ты покупаешь «Ниву», себе – «террано», девчонке – пианино. Приобщать ребенка к музыкальной культуре – святое дело. Но ведь должна быть и социальная справедливость! Правильно я говорю, мужики? – обратился он за поддержкой к членам делегации.
Костик Васин отмолчался, а Артем с Борисычем покивали:
– Оно, конечно. Все должно быть по справедливости.
– Не то беда, что водка дорога, а то беда, что шинкарь богатеет, – прокомментировал Артист.
Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
– Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и наше отдай. Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а молдаване – по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам – по сто восемьдесят, остальным – по сто сорок. И с этого месяца.
– И все с этим согласны?
– Все!
– Вообще‑то, Серега, если у тебя напряженка, – нерешительно проговорил Костик Васин, но Мишка его перебил:
– А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры – это позор рабочего класса!
– Да я ничего, – смирился Костик. – Я как все.
– Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, – попытался вмешаться в ход обсуждения дед Егор.
– А ты, дед, слова тут не имеешь! – оборвал его Мишка. – Ты вообще существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что сиди и сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время для размышления, мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
– Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из тайника пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят долларов, двадцаток и десяток не было, но вступать в мелочные расчеты с представителями моего трудового коллектива у меня не было никакого желания. |