– Окупились ваши расходы?

– Пожалуй, да, – подумав, сказал я. – А если и не совсем – ну, есть же еще и моральный фактор.

– Занятно, – заметил банкир. – В сущности, вы сделали то, что пытался сделать Андропов, а потом Горбачев со своей антиалкогольной кампанией. Но ваш социальный эксперимент выявил одну довольно существенную вещь. Трезвость меняет, конечно, менталитет народа. Но не до конца.

– Вы хотели сказать о неприятном нюансе, – напомнил я.

– О нем я и говорю, – подтвердил банкир. Он подвел меня к двери в гостиную и показал на литую бронзовую ручку. – Таких комплектов я заказывал двадцать. Сейчас посчитали – оказалось только восемнадцать. Это мелочь, конечно. Но, я думаю, вы должны об этом знать.

– Спасибо, что сказали, – поблагодарил я его и поспешно откланялся.

Мишку Чванова я застал на задах его подворья. Вооружившись стамеской и киянкой, он конопатил пазы новенького сруба. Банька действительно выглядела очень симпатично.

– Здорово, Серега! – заорал он. – Отдохнул? Молоток! А чего такой смурной? С похмела? Ну, мля! Нас зашил, а сам оттягиваешься? Хитрован ты, Серега, хитрован!

– К тебе банкир из поселка на Осетре приезжал? – спросил я.

– Был, – подтвердил Мишка. – Просил прислать отделочников и кровельщиков.

– Почему же не прислал?

– Но тебя же не было!

– А сам? Не знаешь, кого куда?

– Знаю, конечно, чего тут не знать. Но ты вникни, Серега, я только‑только пять венцов уложил – как бросить? Я о такой баньке всю жизнь, можно сказать, мечтал. И только руки дошли – нате вам! От работы и кайф нужно иметь, а не только бабки, согласен?

– Согласен, – кивнул я. – Пошли в дом, есть разговор.

За два года вынужденно трезвой жизни Мишка основательно обновил свою избу, пристроил новые просторные сени. И первое, что я увидел, открывая дверь в горницу, была та самая бронзовая литая ручка из комплекта, который заказывал для своего коттеджа банкир.

– Тебе не кажется, что эта ручка немного не в стиле твоей избы? – поинтересовался я.

– Почему? – удивился Мишка. – Все путем. А что? А, ты об этом. Да брось, Серега. У него этого добра навалом. Не обедняет.

– Он‑то не обедняет. А ты?

– А что я? Что я? Чего‑то мне, Серега, не нравится твое настроение. Проще надо быть, проще, и тогда люди к тебе потянутся. Любка! – гаркнул он в сторону кухни. – Гость у нас. Серега приехал. Корми!

– Спасибо, я уже всего наелся, – отказался я. – Скажи, Люба, тебе привозили визитки новые русские с Осетра? С просьбой срочно с ними связаться?

– Ну! – довольно агрессивно подтвердила она, бабьим свои чутьем угадав, что разговор предстоит не из приятных.

– Почему же ты мне их не передала? Не позвонила сама? Не попросила позвонить Ольгу?

– У меня только и дел, что бегать и звонить!

– Это заказы, Люба. И мы их упустили.

– Ну, забыла, забыла! Замоталась и забыла! Не может человек забыть?

– Это твоя работа, – мягко напомнил я. – Ты получаешь за нее зарплату. По сто пятьдесят долларов в месяц. Столько же, сколько квалифицированные бригадиры.

– А чего ты на меня орешь? – неожиданно взвилась она, хотя я и голоса не повысил, что потребовало от меня немалого напряжения воли. – Раскомандовался! Привык в армии командовать! Здесь тебе не армия! – Она извлекла из серванта и швырнула на обеденный стол папки с бухгалтерскими документами.