Долгое молчание.

Сежест. Невесело…

Поэт. Мне эта следственная комиссия кажется какой-то странной. Наши произведения, видите ли, только и мечтают о том, чтобы убить отца и мать, а мы не подчиняемся начальству. Но созданные нами существа стремятся знать, откуда происходят. Я задаю себе вопрос… (Оказывается по другую сторону дверей.)

Сежест. Не надо никаких вопросов. Так будет лучше.

Поэт. Вопрос только в том, ты сам не…

Сежест. Весьма возможно. Иногда я упрекаю вас в том, что вы меня бросили в зоне, полной теней. Иногда я счастлив, что живу вне бессмысленного мира, в котором я жил раньше. И, несмотря на недовольство, я хочу вас вывести из тупика, в котором вы оказались. Однако, если в зоне не бывает «вчера, сегодня, завтра», ваше бытие им все же подчиняется, и мне, чтобы добиться своей цели, придется вас вести, вернее, следовать за вами чередой неизбежных испытаний, и только их преодолев, я получу то, что хотел.

Поэт. Ты можешь мне пояснить свою роль во всем этом и рассказать, что за испытания меня поджидают?

Сежест. Нет, не могу. И сам этого не знаю. Плыву по течению. Мне ясно только, что этот цветок состоит из вашей крови, он повторяет синкопы вашей судьбы. Но, в путь. Я уже и так слишком много сказал. Смиритесь с тем, что нужно подчиняться.

Поэт (так же, как в патио с мозаикой). Повинуюсь.

Обширный план пустого павильона. Вид с колосников. Поэт и Сежест пересекают его по дощатому настилу и выходят по лестнице, которой раньше там не было.

Гобелен.

Сежест и поэт пересекают экран справа налево.

Сад перед виллой Санто-Соспир. Дама в платье времен импрессионистов, в стиле молодой Сары Бернар, обходит бассейн и останавливается. В одной руке у нее раскрытый японский зонтик, в другой — книга из «Черной серии». Дама поднимает голову и зовет:

Дама. Гюстав! Гюстав!

Дворецкий (появляется вверху, на террасе). Госпожа графиня?

Дама (постукивает по книге бамбуковой ручкой зонтика). Кто убийца?

Дворецкий. Я не знаю, госпожа графиня.

Дама. Невероятно! Вы хотите заставить меня прочесть от корки до корки книгу, которая выйдет только через семьдесят лет?

Дворецкий. Прошу простить меня, госпожа графиня.

Дама. Простить, простить, — а мне что делать?

План поэта и Сежеста, которые спускаются по лестнице с террасы в сад.

Дама. Кто эти господа?

Дворецкий. Какие господа, госпожа графиня?

Дама. Незнакомые господа, которые прогуливаются у меня дома.

Дворецкий. Я никого не вижу, госпожа графиня.

Дама. Ну это уже слишком! Вы хотите сказать, что я сошла с ума?

Дворецкий. О! Госпожа графиня!

Дама. Вы свободны. Что за времена!

Сложившись вдвое, дворецкий исчезает.

Дама свистит в свисток, висящий у нее на шее. Это протяжный меланхоличный свисток сумеречных поездов.

Дама. Поистине, сегодня все идет кувырком.

План двух молодых купальщиков в глубине сада. По второму свистку тот, что идет впереди, надевает голову Анубиса, а тот, что сзади — у него собачий хвост — нагибается и берет своего товарища за бедра. Получается животное.

Аппарат направлен на поэта и Сежеста у подножия лестницы.

Поэт. Это она?

Сежест. Смешно. Это рассеянная дама, перепутавшая времена. Кому, как не вам, должно быть известно, что это случается.

По третьему свистку животное, составленное двумя купальщиками, вприпрыжку бежит за дамой, которая пожимает плечами и с утомленным видом воздевает глаза к небу.

Дама и собака исчезают в застекленных дверях виллы.

Поэт (покидая виллу в сопровождении Сежеста).