— Совсем и не думал, — продолжал Брусин, в свою очередь кокетничая и гоняя Ольгу, — и с чего берут, право, эти девушки… А я просто-напросто хотел попросить тебя запереть окошко.
— А вам что за дело до моего окошка?
— Да так; видишь некоторые лица… неприятно! Право, заперла бы ты окно, Оля!
— Ну, вот, теперь уж ты начал бесить меня. Мало мы ссоримся! довольно, что и я иногда пристаю к тебе!
— А! попалась, попалась же ты, плутовка! ну, за это надевай же шляпку да и марш к нам на квартиру!
— Зачем же шляпку… я и так…
— Без шляпки? смотрите, как теперь спешит!
— Да я совсем не к тебе, а к ним… да, к Николаю Иванычу — вот же тебе!
— Ну, хорошо, хорошо; только, пожалуйста, поскорее! а то все через двор переговаривайся… такая скука!
— Она уж была у тебя? — спросил я его, покуда Оля собиралась.
— Нет; это в первый раз.
— Хорошая девушка!
— Не правда ли? И какое сердце! Я когда-нибудь расскажу тебе ее историю… она мне все с первого же разу пересказала.
— Поздравляю тебя…
— А ты и не заметил ничего? уж мы давно…
— Как же, как же! куда мне заметить что-нибудь… В это время Оля проходила по двору.
— Посмотри, какая славная девушка! — сказал он мне и потом закричал ей: — А каков Николай-то, Оля! ведь он давно уж все знает, а мне и виду не подавал… право!
Оля улыбнулась и погрозила мне пальчиком.
Через несколько секунд она была уж у нас. Приятель мой был вне себя; он целовал ее руки, целовал ее губы, глаза, прижимал ее к сердцу, и потом опять целовал, опять обнимал, до того даже, что мне сделалось тошно.
— Да полно же тебе, Александр! — говорил я, — ты точно ребенок.
— За дело ему, за дело, — отзывалась Оля, — покою мне не дает: такой негодный!
А между тем нисколько не противилась ласкам Брусина, а только еще пуще раззадоривала его.
Наконец он выпустил ее из рук; с ребяческим любопытством начала она оглядывать каждый уголок нашей квартиры. Квартира была как и все петербургские квартиры, назначенные для помещения капиталистов; всего две комнаты; одна моя, другая — Брусина, и обе довольно скудно убраны; но Ольга осталась очень довольна и заметила, что такой удобной квартиры не только в Петербурге, но даже и у француза нет. В особенности нравилась ей комната Брусина. Она попеременно садилась то на диван, то на кресла, и все находила преудобным. Стала даже мало-помалу давать советы, как бы все получше устроить, и весьма удивлялась, как это у Александра нет в заводе кровати, и тотчас же изъявила сомнение в удобности дивана.
— Да ведь я не женат, — говорил Брусин, — зачем же мне кровать?
Она покраснела слегка и погрозила ему.
— То-то вот и есть, не умеете вы ничего сделать, — говорила она, — вот я бы поставила там у задней стены кровать: купила бы ширмочки; тут бы диван и стол, там кресла…
— Так ты бы нам все и устроила, Оля…
— Это что выдумал! ведь я тебе чужая.
— Да ты не будь мне «чужая».
— Как же это можно! ведь я тебе не сестра, Оля плутовски посмотрела на Брусина.
— Да ты будь… моей женой.
Оля засмеялась.
— Вот прекрасно! сделайте одолжение, Александр Андреич; ведь я не какая-нибудь; я и дядюшке сейчас пожалуюсь — вот как!
— А! у вас есть и дядюшка? — спросил я. |