Он посещал
Тенериффу, окрестности Оротавы, где в жарких, цветущих
овражках, которыми изрезаны нижние склоны гор, поросших
каштаном и лавром, летает диковинная разновидность капустницы,
и тот другой остров -- давняя любовь охотников, -- где на
железнодорожном скате, около Виццавоны, и повыше, в сосновых
лесах, водится смуглый, коренастый, корсиканский махаон. Он
посещал и север -- болота Лапландии, где мох, гонобобель и
карликовая ива, богатый мохнатыми бабочками полярный край, -- и
высокие альпийские пастбища, с плоскими камнями, лежащими там и
сям среди старой, скользкой колтунной травы, -- и, кажется, нет
большего наслаждения, чем приподнять такой камень, под которым
и муравьи, и синий скарабей, и толстенькая сонная ночница, еще,
быть может, никем не названная; и там же, в горах, он видел
полупрозрачных, красноглазых аполлонов, которые плывут по ветру
через горный тракт, идущий вдоль отвесной скалы и отделенный
широкой каменной оградой от пропасти, где бурно белеет вода. В
итальянских садах летним вечером гравий таинственно скрипел под
ногой, и Пильграм долго смотрел сквозь смутную темноту на
цветущий куст, и вот появлялся, невесть откуда, с жужжанием на
низкой ноте, олеандровый бражник, переходил от цветка к цветку,
останавливаясь в воздухе перед венчиком и так быстро трепеща на
месте, что виден был только призрачный ореол вокруг
торпедообразного тела. Он знал белые вересковые холмы под
Мадридом, долины Андалузии, скалы и солнце, большие горы,
плодородный и лесистый Альбарацин, куда довозил его по витой
дороге маленький автобус. Забирался он и на восток, в волшебный
Уссурийский край, и далеко на юг, в Алжир, в кедровые леса, и
через пески в оазис, орошенный горячим источником, где пустыня
кругом тверда, плотна, в мелких левкоях и в лиловых ирисах.
Занимаясь преимущественно палеарктической фауной, он с
трудом воображал тропики, -- и попытка туда проникнуть мечтой
вызвала сердцебиение и чувство, почти нестерпимое, сладкое,
обморочное. Он ловил сапфирных амазонских бабочек, таких
сияющих, что от их просторных крыльев ложился на руку или на
бумагу голубой отсвет. В Конго на жирной, черной земле плотно
сидели, сложив крылья, желтые и оранжевые бабочки, будто
воткнутые в грязь, -- и взлетали яркой тучей, когда он
приближался, и опускались опять на то же место. И на Суматре, в
саду, среди джунглей, апельсиновые деревья в цвету привлекали
одну из крупнейших денниц с великолепными тюлевыми крыльями, с
пятнистым загнутым .брюшком толщиною в палец.
"Да, да, да", -- бормотал он, держа перед собой, как
картину, драгоценный ящик. Тренькал звоночек над дверью,
входила жена с мокрым зонтиком, с сеткой для провизии, -- и он
медленно, как на шарнирах, поворачивался к ней спиной, вдвигая
ящик в один из шкапов. |