Тускло пахнет сиренью,
тиневеющей водой... И вот по всему городу начинают бить часы...
Круглые, серебряные звуки, отдаленные, близкие, проплывают,
перекрещиваясь в вышине и на несколько мгновений повиснув
волшебной сеткой над черными, вырезными башнями, расходятся,
длительно тают, близкие, отдаленные, в узких, туманных
переулках, в прекрасном вечернем небе, в сердце моем... И,
глядя на тихую воду, где цветут тонкие отражения -- будто
рисунок по фарфору,-- я задумываюсь все глубже,-- о многом, о
причудах судьбы, о моей родине и о том, что лучшие воспоминания
стареют с каждым днем, а заменить их пока еще нечем...
Владимир Набоков. Круг
Во-вторых: потому что в нем разыгралась бешеная тоска по
России. В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей
тогдашней молодости -- и всего связанного с нею -- злости,
неуклюжести, жара,-- и ослепительно-зеленых утр, когда в роще
можно было оглохнуть от иволог. Сидя в кафе и все разбавляя
бледнеющую сладость струей из сифона, он вспомнил прошлое со
стеснением сердца, с грустью-- с какой грустью? -- да с
грустью, еще недостаточно исследованной нами. Все это прошлое
поднялось вместе с поднимающейся от вздоха грудью,-- и медленно
восстал, расправил плечи покойный его отец, Илья Ильич Бычков,
le maоtre d'йcole chez nous au village (Школьный учитель у нас
в деревне (франц.)), в пышном черном галстуке бантом, в
чесучовом пиджаке, по-старинному высоко застегивающемся, зато и
расходящемся высоко,-- цепочка поперек жилета, лицо
красноватое, голова лысая, однако подернутая чем-то вроде
нежной шерсти, какая бывает на вешних рогах у оленя,--
множество складочек на щеках, и мягкие усы, и мясистая
бородавка у носа, словно лишний раз завернулась толстая ноздря.
Гимназистом, студентом, Иннокентий приезжал к отцу в Лешино на
каникулы,-- а если еще углубиться, можно вспомнить, как снесли
старую школу в конце села и построили новую. Закладка, молебен
на ветру, К. Н. Годунов-Чердынцев, бросающий золотой, монета
влипает ребром в глину... В этом новом, зернисто-каменном
здании несколько лет подряд -- и до сих пор, то есть по
зачислении в штат воспоминаний-- светло пахло клеем; в классах
лоснились различные пособия -- например, портреты луговых и
лесных вредителей... но особенно раздражали Иннокентия
подаренные Годуновым-Чердынцевым чучела птиц. Изволите
заигрывать с народом. Да, он чувствовал себя суровым плебеем,
его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел
через реку на заповедное, барское, кондовое, отражающееся
черными громадами в воде (и вдруг-- молочное облако черемухи
среди хвой). |