Молодец. Не возражаете, если я выпью пару глотков? Это была длинная ночь. – Чавез отпустил офицера, и тот перекатился в кусты; там майор достал фляжку и напился. – Что это за форма? Одну минуту... третий полк 17‑й дивизии, верно?
– Ночь принадлежит нам, сэр, – кивнул Чавез. – Вы там служили?
– Меня переводят туда, в штаб батальона. – Майор вытер кровь с лица. Когда Чавез повалил его, офицер сильно ударился о камни дороги.
– Извините, сэр.
– Я сам виноват, сержант. Вы здесь ни при чём. Вон там у нас двадцать человек. Я не предполагал, что вы сумеете пробраться так далеко незамеченными.
С дороги донёсся шум автомобиля. Через минуту показались широко расставленные фары «Хаммера» – нового, более крупного воплощения древнего «джипа». Это означало, что учения завершились. «Убитый» майор встал и отправился за своими солдатами. Капитан Рамирес поступил так же.
– Это был последний экзамен, парни, – сказал он отделению. – Постарайтесь выспаться как следует. Отправляемся сегодня вечером.
* * *
– Этого не может быть, – произнёс Кортес. Он прилетел в Атланту из международного аэропорта «Даллес» первым же рейсом. Там его встретил сотрудник на взятом в аренду автомобиле, и теперь они обсуждали полученную информацию в полной безопасности, которую создавала случайная машина, едущая с предписанной законом скоростью по кольцевому шоссе вокруг Атланты.
– Считайте это этапом психологической войны, – отозвался спутник. – Никакого смягчения наказания в обмен на признание вины, ничего. Это рассматривается, как простой суд над убийцами. Рамону и Хесусу не на что надеяться.
Кортес смотрел на проносящиеся мимо машины. Его совершенно не интересовала судьба двух sicarios, которых было так же легко заменить, как всяких других террористов, и которые ничего не знали о причине убийства. Он думал о ряде сведений, на первый взгляд ничем не связанных между собой, которые так или иначе выстраивались в серию американских операций по сдерживанию. Исчезает необычно большое количество самолётов с грузом наркотиков. Изменилось отношение американцев к делу об убийстве. Директор ФБР занимается чем‑то, что не нравится ему самому, и его личная секретарша об этом не знает ничего конкретного..«Правила меняются». Это может означать что угодно.
Что‑то крайне серьёзное. Даже исключительное. Но что именно?
У Кортеса было немало хорошо оплачиваемых и весьма надёжных осведомителей в государственных учреждениях Америки, в таможенной службе, Управлении по борьбе с наркотиками, береговой охране, и ни один из них не сообщил ничего необычного. Сотрудники агентств по охране законности и порядка ни о чём не подозревают – за исключением, может быть, директора ФБР, которому это не нравится, но который скоро вылетает в Колумбию...
Какая‑то операция по сбору сведений... нет. Активное противодействие? Эта фраза из обихода КГБ могла значить что угодно, начиная с подачи дезинформации и кончая мокрыми делами. Пойдут ли на это американцы? В прошлом этого никогда не происходило. Кортес, угрюмо нахмурившись, смотрел на проносящийся пейзаж. Он опытный разведчик, и его профессионализм в том, чтобы на основании отдельных бессвязных фактов определить, чем занимаются люди. То, что он работал на человека, которого презирал, не имело значения. Для Кортеса это было делом чести, и к тому же американцев он презирал не меньше.
Итак, чем они занимаются?
Кортес был вынужден признаться себе, что не знает; однако через час ему придётся подняться на борт авиалайнера, а через шесть часов сказать своему хозяину, что у него нет объяснений. Это тревожило его.
Что‑то крайне серьёзное. Правила меняются. Директору ФБР не нравится происходящее. |