Каждая станция представляла собой приблизительно километр огневой траншеи, разделённый траверсами на двадцатиметровые отрезки. У них был земляной бункер с полевым телефоном и воксом, но благодаря личным вокс-линкам Призраков, это оснащение в большинстве случаев не использовалось.

Три раза в день Криид совершала свой тур в сопровождении Хьюлана и ДаФельбе. Она проверяла целостность траншеи, проверяла, как доставляют еду, инспектировала пункты наблюдения. Она индивидуально проверяла снаряжение каждого солдата, боеприпасы и даже ноги на предмет появления «траншейной стопы».

Третий день был мрачным. Дождь лил с запада под таким углом, что борта траншеи не давали никакого укрытия. Дождь тоже имел привкус чего-то металлического или химического. Кто-то сказал, что накануне на севере, в Мейсек Бокс, применили кожно-нарывной газ, и некоторые солдаты поспешили надеть респираторы или сделать повязки. Небо было низким и гнетущим, по нему быстро плыли клубящиеся, почти чёрные, облака.

Из-за этого краски дня померкли. Лица побледнели, а тени в глазницах сгустились.

Некоторые из подразделений, ранее занимавших окоп – к примеру, Семьдесят седьмая стрелковая бригада Лунсгатте – остались. Всего отряд, около тридцати человек, расчёты траншейных минометов, расположенных в блиндажах позади главного огневого окопа. Их командир, сержант по имени Хартвиг, присоединился к Криид, пока она осматривала минометные точки. Он был высок и начисто лишён чувства юмора. Кутаясь в испачканный грязью серый плащ, он носил шапку и зеленое кепи с кокардой, на которой было изображено какое-то животное, похожее на медведя. Его подчинённые мало общались с танитцами. Казалось, они довольны жизнью в тесных приямках своих дотов. Ещё у Криид сложилось впечатление, что Хартвиг и его люди пренебрежительно относились к подразделению, в составе которого были женщины, а тем более – когда одна из них была командиром.

Минометы представляли собой приземистые машины из воронёного металла, называемые фельдверферами, и использовали сжатый газ для выстрела трехкилограммовым снарядом. Расчёты содержали оружие в безупречной чистоте, постоянно шлифовали и смазывали. Сами люди, напротив, были грязными, а их форма давно превратилась в лохмотья. Большинство носили шапки или свободные капюшоны, кожаные куртки и шерстяные безрукавки, у многих на груди были привязаны или нашиты пластины брони. Их руки и лица почернели от грязи.

С миномётами перемежались пружинные орудия Фавелла, тяжёлые компактные катапульты, которые напоминали Тоне Криид своего рода орга́ны. Требовалось усилие двух человек, чтобы крутить шатунный ворот и взводить длинное метательное плечо до упора. Когда спусковой шнур выдёргивался, группа массивных пружин в основании орудия резко вскидывала рычаг и отправляла гранаты или бомбы в полёт над огневой траншеей по направлению к полю боя.

Хартвиг заверил Криид, что Фавелл может метнуть гранату на расстояние более двухсот пятидесяти метров.

Хитрость заключалась в том, чтобы установить запал гранаты так, чтобы она не взорвалась в полёте. Взрыв должен произойти уже на земле или вблизи неё, но если гренадеры выставляли слишком долгий запал, существовал риск, что противник успеет подобрать взрывчатку и швырнуть её обратно. У одного из номеров расчёта катапульты всегда была под рукой глиняная трубка для воспламенения взрывателей, которая была гораздо удобнее спичек или фитилей.

Солдаты Семьдесят седьмого Лунсгатте были не единственными кто, задержался в огневой траншее. Сморщенные, гниющие части тел торчали со дна траншеи, а иногда и из стен, там, где их обнажил дождь. Криид выяснила, что тремя годами ранее во время тяжёлых боев солдаты на этих станциях были вынуждены хоронить своих мертвецов прямо в окопе. Эрозия, вызванная водой, медленно возвращала их на свет божий.

На третий день, во время своего полуденного обхода, Криид обнаружила, что Лубба и Врил пытались укрепить участок стены, которая обвалилась из-за дождя.