Вдоль всего помещения, не знаю как его и называть - залой, горницей, или вообще, по-старинному, повалушей, - тянулся длинный стол, во главе которого, прямо напротив меня, у противоположной стены, сидел необычайно тучный человек. Нас разделало метров двадцать, и в мерцающем неверном свете я не смог толком его рассмотреть, тем более что внимание отвлекали на себя карлики, с визгом бегавшие друг за другом по середине стола.
На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Если говорить честно, то я начал мало-мало трусить. Не считая толстяка, в зале было еще восемь стражников: двое у дверей и по трое у каждой стены. Ребята они, судя по виду, были крепкие, хоть и не очень рослые. Да и острых железяк у них имелось в избытке. Что собой представляет самодурство помещиков, я теперь представлял не только по учебнику истории.
Судя по интерьеру, у толстяка, - если, конечно, хозяин именно он, - полностью съехала крыша на средневековой романтике, а что может выкинуть псих, имеющий столько здоровенных вооруженных помощников, я не знал, но вполне мог предположить.
Лезть на рожон мне как-то расхотелось, и я попытался потихоньку покинуть помещение. Однако привратники со звоном скрестили бердыши, отрезав мне выход.
Чувствуя себя загнанным в угол, я поневоле стал просчитывать варианты спасения. Пара шансов из ста на то, чтобы выбраться невредимым, у меня еще была. Когда-то, в бытность студентом, я два года занимался фехтованием.
Особых спортивных успехов не достиг, но все же мог попытаться не дать зарезать себя, как барана. Я пошарил глазами по стенам, присматривая подходящее оружие. Мне нужно было что-нибудь близкое к стандарту спортивного эспадона.
Между тем карлики продолжали бегать по столу, а я приблизился к толстому господину. Он неподвижно сидел и смотрел на меня круглыми совиными глазами, безо всякого выражения.
Когда я оказался совсем рядом, карлики принялись визжать, махать руками и плевать в мою сторону, а потом, изображая ужас, спрыгнули со стола и спрятались за кресло хозяина.
Я, стараясь сохранить спокойное выражение лица, спросил:
- Вы здесь хозяин?
Толстяк на секунду остановил на мне взгляд, сделал попытку пошевелиться, но передумал и опять вперил неподвижный взор в никуда.
Только теперь я заметил небывалую и страшную для Руси вещь: на стене висело перевернутое распятие. Мало того, в грудь Христа был воткнут кинжал. В наше время меня бы это не очень удивило. Мы привыкли ко всяким выкрутасам ущербных граждан, особенно малолетних, стремящихся любыми способами самовыразиться и выделиться.
Это обычное человеческое свойство создавать себе кумиров или низвергать чужих. Но одно дело XX век, другое - XVIII, когда ко всяким символам относились на полном серьезе. Похоже было, что я не ошибся в оценке психического состояния хозяина дома, и прорываться наружу мне придется с боем.
Покуда меня никто не трогал, я не дергался и продолжал осматривать коллекцию холодного оружия, развешанную на стенах, в надежде найти что-нибудь подходящее.
Дело в том, что с двуручным мечом или боевым топором я не смог бы сделать ничего путного. Каждый спортивный снаряд требует привычки и адаптации. Мне нужна была сабля весом около полукилограмма и определенной длины. Ничего подходящего я не углядел, на стенах было представлено, в основном, тяжелое оружие.
Так как никто (кроме карликов, строивших мне рожи) по-прежнему не обращал на меня внимания, я пошел осматривать коллекцию. Из всего, что я увидел, подходящей показалась только одна сабля, судя по эфесу, очень дорогая и не русского производства. Ножны и эфес были отделаны витыми золотыми и серебряными нитями и цветными камнями. |