|
– Может быть, зайдешь? Или ты на минутку? – Только бы он отказался, только бы отказался! – Да, я бы зашел ненадолго. – И он застрял на пороге на добрых две минуты, тщательно вытирая ноги. Он был похож на школьного учителя, преподававшего Холли математику. Тот тоже постоянно носил коричневый трикотажный кардиган, коричневые брюки и аккуратные коричневые мокасины. Его волосы всегда были в полном порядке, так же как и ногти. Словно он вечерами – Холли легко могла себе это представить – измерял ногти специальной линеечкой, чтобы они, не дай бог, не превысили какой-нибудь мифический европейский стандарт длины ногтей. Ричард всегда был как будто не в своей тарелке. Казалось, он задыхается в удавке своего галстука (неизменного коричневого цвета), а двигался он так, словно тащил на себе неподъемный груз. Если ему и случалось улыбаться, улыбка не могла изменить вечно бесстрастного выражения глаз. Он каждый день, каждую минуту своей жизни без устали занимался самовоспитанием, безжалостно подавляя в себе малейшие признаки человеческого, и, как ни печально, был полностью уверен в преимуществе такого образа жизни перед любым другим. Холли провела его в гостиную и, проходя мимо телевизора, машинально поставила на него горшок с цветком. – Нет-нет, Холли! – Он погрозил ей пальцем, точно разговаривал с кем-то из своих детей. – Ее нельзя туда ставить, она должна находиться в прохладном месте, но не на сквозняке, вдали от прямых солнечных лучей и источников тепла. – Ах да, конечно, – пробормотала Холли, сняла горшок и в панике оглядела комнату в поисках подходящего места. Как он сказал? Без сквозняков, в прохладном месте? Ну почему в его присутствии она всегда чувствует себя беспомощной маленькой девочкой! – Можно поставить вот на этот маленький столик посередине. Там ей будет хорошо. Холли сделала, как он сказал, и почти ждала, что он скажет что-то вроде «молодец, хорошая девочка». К счастью, он ничего не сказал. Ричард встал у камина в свою любимую позу и осмотрел комнату. – У тебя очень чисто, – прокомментировал он. – Да, спасибо, я недавно… недавно убирала. - Он кивнул, словно знал об этом. – Может, сделать тебе чаю или кофе? – спросила она с тайной надеждой, что он откажется. – О да, с радостью. – Он скрестил руки на груди. – Я бы выпил чаю. С молоком, но без сахара. Холли вернулась из кухни с двумя кружками чаю и поставила их на кофейный столик. Будем надеяться, подумала она, что пар из чашек не убьет несчастное растение. Какой-никакой, а источник тепла. – Нужно регулярно ее поливать и подкармливать в весенние месяцы. – Старший брат продолжал ее инструктировать. Холли кивнула, прекрасно зная, что не будет делать ни того ни другого. – А я и не знала, что ты еще и в садоводстве разбираешься! У тебя золотые руки, Ричард. – Она попыталась разрядить обстановку. – Только когда дети заставляют меня рисовать золотой краской, – улыбнулся он. – По крайней мере, так говорит Мередит. – Ты много работаешь в саду? – Холли изо всех сил старалась поддержать разговор. Дом был так тих, что каждое мгновение тишины казалось вечностью. – О да, я просто обожаю это. – Его глаза блеснули. – Каждую субботу отдаю работе в саду. – И он улыбнулся, глядя в чашку с чаем. Холли словно разговаривала с совершенно посторонним человеком. Она действительно почти ничего не знала о нем, как, впрочем, и он о ней. Ричард всегда держался на расстоянии, даже когда был моложе. Он никогда не делился новостями, не любил болтовню на тему «как прошел день». Все, что от него можно было услышать, – это факты, факты и только факты. О Мередит семья впервые узнала, когда они заявились вдвоем на обед и сообщили о своей помолвке. |
