Затем анализ в связи с одним сном привел к объяснению, что он стал делать выдох при виде жалких людей на седьмом году жизни, и это имело отношение к отцу. Он многие месяцы не видел отца, когда мать однажды сказала, что поедет с детьми в город и покажет им нечто такое, что их очень обрадует. Она привезла их тогда в санаторий, в котором они вновь увидели отца; он плохо выглядел, и сыну было его очень жаль. Таким образом, отец был также прообразом всех калек, попрошаек и нищих, в присутствии которых он должен был выдыхать, подобно тому как он обычно является прототипом гримас, которых видят в состояниях страха, и карикатур, которых рисуют в насмешку. В другом месте мы узнаем еще, что это жалостливое отношение объясняется особой деталью первичной сцены, которая очень поздно проявилась в неврозе навязчивости.

Таким образом, намерение не стать таким, как они, мотивировавшее его выдыхание в присутствии калек, являлось старой идентификацией с отцом, преобразованной в негатив. И все же он копировал отца также и в позитивном смысле, ибо глубокое дыхание было подражанием шуму, который, как ему было слышно, при коитусе исходил от отца. Святой Дух был обязан своим происхождением этому признаку чувственного возбуждения у мужчины. Благодаря вытеснению это дыхание стало злым духом, для которого существовала еще и другая генеалогия, а именно малярия, которой он страдал в то время, когда стал свидетелем первичной сцены.

Отвержение этих злых духов соответствовало несомненно аскетической черте, которая проявлялась еще и в других реакциях. Когда он услышал, что однажды Христос изгнал злых духов в свиней, которые затем упали в пропасть, он подумал о том, что сестра в первые годы своего детства, еще до того, как он мог об этом помнить, скатилась со скалистой дорожки гавани на песчаный берег. Значит, она тоже была злым духом и свиньей; отсюда вел короткий путь к богу – свинье. Сам отец, как оказалось, тоже находился во власти чувственности. Когда он узнал историю первых людей, ему бросилось в глаза сходство его судьбы с судьбой Адама. В разговоре с няней он лицемерно удивился тому, что Адам позволил женщине навлечь на себя беду, и обещал няне, что никогда не женится. В это время отчетливо проявилось враждебное отношение к женщине из-за совращения сестрой. Оно довольно часто мешало ему и в его последующей любовной жизни. Сестра надолго стала для него воплощением искушения и греха. Исповедуясь, он мнил себя чистым и безгрешным. Но затем ему казалось, будто его подстерегает сестра, чтобы снова ввергнуть в грех, и не успевал опомниться, как провоцировал ссору с сестрой, из-за которой снова становился грешным. Так он оказывался вынужденным снова и снова репродуцировать факт совращения. Впрочем, в своих богохульных мыслях, как бы они его ни мучили, он никогда не признавался на исповеди.

Незаметно мы перешли к симптоматике более поздних лет невроза навязчивости и поэтому, перескочив через многое, что находится между этим, хотим рассказать о его исходе. Мы уже знаем, что он, помимо своего перманентного постоянства, временами усиливался, один раз, что нам пока еще не может быть понятным, когда на той же улице умер мальчик, с которым он мог идентифицироваться. Когда ему было десять лет, к нему был приглашен немец-гувернер, который очень скоро приобрел на него большое влияние. Весьма поучительно, что вся его огромная набожность исчезла и никогда больше не возрождалась, после того как он заметил и в поучительных беседах с учителем узнал, что этот заместитель отца не придавал никакого значения набожности и ничуть не верил в истинность религии.