Шредер ничего не сказал, но Кених выпрямился, его маленькие глазки впились в лица перед ним.

– Ловушке? О чем вы говорите?

– Это всего лишь для красного словца, – сказал толстяк, улыбаясь сквозь гнилые зубы. – А теперь успокойтесь, успокойтесь, мистер Кених. Держитесь хладнокровнее, вот как ваш босс. Если бы мы хотели вас убить, вы бы уже были мертвы. И фройлен тоже.

– Фрау, – поправил Кених. – Фройлен значит “девушка”, фрау – “жена”.

– Да? – сказал толстяк. – Неужто? Эта смазливая немецкая шлюшка действительно замужем за нашим мистером Шредером? Ничего себе!

Казалось, что Кених хотел ответить, но Шредер взглядом остановил его, а затем снова посмотрел на террористов.

– Люди слова, – кивнул он, быстро моргая. – Понятно. Люди.., чести. Очень хорошо, если так, то не позволите ли вы мне поговорить в женой?

– Конечно, вы можете поговорить с ней, сэр, конечно можете, – сказал толстяк, ухмыляясь. – Именно потому, что, как вы убедитесь, мы – люди своего слова. Вот такие мы. – Улыбка соскользнула с его лица. – К сожалению, этого нельзя сказать о вас.

– Господин Шредер совершенно честен! – резко перебил Кених, нахмурив белесые брови. Пот рекой тек по его красной бычьей шее.

– Он и сейчас такой! – произнес худой, запрокидывая голову и, не мигая, глядя на Кениха. – Похоже, вы очень лояльный человек, мистер Кених. Но, пожалуйста, вспомните, что хотя мы попросили его прийти одного, он притащил с собой вас – то есть тебя, стриженого немецкого педика! – несмотря на брань, его тон оставался сухим и ровным.

Вилли Кених, приподнявшись, обнаружил, что шеф придерживает его за локоть, и сел снова. Пот закапал еще быстрее.

– Господин Кених почти всегда сопровождает меня, – произнес Шредер. – Я не вожу машину.

Без него я не смог бы попасть сюда. К тому же, он мой секретарь, а иногда и советник. Он посоветовал мне прийти. Так что, по крайней мере, за то, что я здесь, вы должны благодарить его.

– Да? – сказал толстяк, снова улыбаясь. – А за этот портфель тоже можно поблагодарить его? Кстати, а что в нем?

– Портфель? А!.. – Теперь пришла очередь Шредера улыбнуться, однако улыбка получилась нервная. – Ну, понимаете, я подумал, что может вы захотите денег. В этом случае...

– Ого! – одновременно воскликнули террористы, уставившись на портфель Кениха.

– Так он что, набит деньгами? – спросил улыбчивый. – Это очень успокаивает. Но дело не в деньгах. Видите ли, здесь другое. Эта фабрика, которую вы хотите построить, даст работу двум тысячам парней, то есть двум тысячам протестантов. А это, как вы сами понимаете, несправедливо. Много денег в протестантских карманах. Счастье в их черных продажных сердцах.

– Мы только хотим, так сказать, восстановить справедливость, – подхватил худощавый. – За тем, что произошло, стоит война, господин Шредер. Может, вы чего то не понимаете?

– Война? – повторил Шредер. – Я кое что понимаю в войне. Но тем не менее, я не могу поставлять вам оружие.

– Итак, вы упорствуете, – раздраженно подвел итог худощавый. Его шрамы на щеках и носу стали еще белее. – Вместе мы могли бы что нибудь придумать. В Германии у вас есть доступ к оружию.

Вы могли бы что нибудь уступить нам или закрыть глаза на некоторые пропажи...

– Можно мне позвонить жене? – спросил Шредер.

Маленький толстяк вздохнул.

– Ну, пожалуйста, звоните. – Он махнул рукой в сторону антикварного таксофона, висевшего на стене около двери.