Но, если только забыть о тяжелом запахе затхлости, ничто не делало ее похожей на часть выставки или экспозицию музея: спальня действительно выглядела ЖИВОЙ, как и любое жилище, неразрывно связанное с угнездившимися в нем с давних времен людьми. Обставленная более пятидесяти лет назад и с тех пор не затронутая какими‑либо изменениями, пустовавшая со дня смерти миссис Бейтс – целых двадцать лет, комната странным образом сохраняла человеческое тепло, словно хозяйка не покидала ее. Комната на втором этаже, из окна которой всего лишь два дня назад выглядывала какая‑то женщина…
«ПРИВИДЕНИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ», – подумала Лила и сразу же нахмурилась, осознав, что раз ей приходится убеждать себя в этом, значит, полной уверенности нет. Все‑таки здесь, в старой спальне, чувствовалось чье‑то незримое присутствие.
Она повернулась к стенному шкафу. Платья и пальто до сих пор аккуратно висели на плечиках, хотя многие были в складках и провисали из‑за того, что их давно не гладили. Короткие юбки, модные четверть века назад; наверху, в специальном отделении, – изукрашенные шляпки, шарфики и повязки для волос, которые носят в сельских районах пожилые женщины. В глубине шкафа оставалось свободное пространство; там, очевидно, когда‑то держали белье. Вот и все.
Лила направилась к трюмо и комоду, чтобы осмотреть их, и внезапно остановилась у кровати. Покрывало, украшенное ручной вышивкой, было так красиво; она протянула руку, чтобы пощупать ткань, и сразу же отдернула ее.
В ногах покрывало было аккуратно заправлено и ровно свисало по краям постели. Но вверху этот идеальный порядок нарушен. Да, там покрывало тоже заправлено, но торопливо, небрежно, и из‑под него виднелась подушка. Именно так выглядит постель, когда хозяин, проснувшись, быстро застилает ее…
Лила сдернула покрывало, откинула одеяло. Простыни грязно‑серого цвета, были покрыты какими‑то крошечными коричневыми пятнышками. Но сама постель, подушки хранили явные следы того, что здесь недавно кто‑то лежал. Лила могла бы очертить контуры тела там, где вдавилась под его тяжестью простыня, а в центре подушки, где коричневых пятнышек было больше всего, виднелась вмятина.
«ПРИВИДЕНИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ», – снова сказала себе Лила. В комнате явно жил человек. Бейтс не спал здесь – она видела его собственную постель. Но кто‑то лежал в этой кровати, кто‑то выглядывал из окна.
«ЕСЛИ ЭТО БЫЛА МЕРИ, ГДЕ СЕЙЧАС ОНА МОЖЕТ БЫТЬ?»
Обыскать всю спальню, перерыть ящики, обшарить первый этаж? Но теперь это уже неважно. Главное в другом: надо только вспомнить… Где же он прячет Мери?
И вдруг все встало на свои места.
Что тогда говорил шериф Чамберс? Он рассказывал, что нашел Бейтса в лесу за домом, где он собирал дрова, так ведь?
Дрова для большой печки. Да, именно так.
«ПЕЧКА В ПОДВАЛЕ…»
Ступеньки скрипели у нее под ногами. Она снова на первом этаже. Входная дверь открыта, в дом, завывая, ворвался ветер. Входная дверь распахнута настежь, потому что она использовала отмычку; теперь Лила понимала, откуда взялось возбуждение и этот приступ злости, охвативший ее с той минуты, когда она нашла сережку. Она рассердилась, потому что испугалась, а гнев помог побороть страх. Страх при мысли о том, что могло случиться с Мери, что случилось с Мери там, в подвале. Она испугалась за Мери, а не за себя. Он держал ее в подвале всю неделю; может быть, пытал; может, делал то, что изображено на картинке в этой омерзительной книге; пытал до тех пор, пока не узнал о деньгах, и тогда…
«ПОДВАЛ. НАДО НАЙТИ ПОДВАЛ».
Лила пробралась через холл на кухню. Нашла выключатель, застыла, затаив дыхание: перед ней на полке изогнулся для прыжка крошечный мохнатый зверек. Да ведь это просто чучело белки; ее стеклянные глаза бессмысленно пялились на нее, оживленные светом лампочки.
Ступени, ведущие вниз, находились совсем рядом. |