Джил мечтательно вздохнула:

— Павлиньим крылом.

Иэн оглянулся на официантку, склонившуюся над жаровней.

— Это откровенный расизм, — заметил он.

— Что делать, — сказал Конверс, — так у них заведено. К востоку от Суэца.

Пол под ногами содрогнулся; Конверса на мгновение охватил знакомый ужас. Когда грохот взрыва улегся, они посмотрели не друг на друга, а на улицу и увидели, что стеклянная витрина исчезла, открыв стоявшую перед ней железную решетку. Еда у всех оказалась на коленях.

— Начинается, — сказала Джил Перси; на кухне кто-то пронзительно ругался, видимо ошпаренный.

Они ползали по циновке, залитой чаем, ища свою обувь. Хозяин, обычно производивший впечатление человека мягкого и интеллигентного, с мрачной яростью пробивался сквозь толпу к выходу; публика начала покидать ресторан, не расплатившись. В дыру, где была витрина, Конверс видел, как сухая белая пыль оседает тонким слоем на мокрый асфальт.

Улица была на удивление спокойна, словно взрыв разрушил плотину и хлынувшая тишина затопила городской шум, который понемногу всплывал на поверхность пронзительными криками и свистками полицейских.

Конверс и чета Перси медленно брели в сторону реки; впереди на углу виднелись четверо американцев-репортеров. Все, похоже, были не настолько глупы, чтобы бежать. На полдороге к перекрестку они прошли мимо продавца газет и его прокатного поводыря, которые стояли как вкопанные. Солдат по-прежнему был в темных очках; мальчик, не отпуская руки слепого, безучастно посмотрел на них. На углу стояла старуха, закрыв ладонями уши, словно внезапно оглохла.

— Это Министерство налогов и сборов, — сказал Иэн.

Когда они свернули за угол, оказалось, что так оно и есть. Улица перед министерством была разворочена; целую секцию бетонной мостовой снесло, обнажив черную землю, на которой был построен город. Дежурные лампочки в подъездах ближних зданий были разбиты, и глаза привыкали к темноте не сразу. К этому моменту вокруг уже выло множество полицейских сирен.

Здание министерства, выстроенное в нелепом стиле Третьей республики, походило на замок слоновьего царя Бабара, и останки кованой железной ограды торчали теперь как погнутые зубочистки.

Перед зданием валялись куски обвалившегося балкона, окруженные разбитыми вдребезги скульптурными фигурами Честности, Гражданской Добродетели и Mission Civilatrice. Пока они стояли, глазея на здание, подъехал джип с четырьмя военными полицейскими из АРВ и остановился у тротуара.

Фары джипа выхватили из темноты людей, которые сидели вдоль улицы и вытаскивали впившиеся в тело осколки бетона. Улица была людная, поскольку на ней располагалось множество торговых палаток. Семьи беженцев торговали здесь лапшой с рыбой, а их клиентами были просители, которые весь день стояли в очереди, чтобы попасть в министерство. Ночью торговцы устраивались спать здесь же, среди своих палаток. Поскольку, когда произошел взрыв, здание было пусто, пострадали эти люди, жившие на улице.

Прибывали крытые грузовики с аэрвэшными парашютистами, чтобы перекрыть улицу, и Конверс, Иэн и Джил отступили назад к металлическим ставням на окнах здания напротив. Парашютисты пробирались по обломкам, нервные, как крысы, расталкивая людей стволами своих М-16.

Спустя несколько минут привезли колючую проволоку. Во всех мыслимых ситуациях вьетнамские спасательные службы всегда привозили громадное количество колючей проволоки. Но машин «скорой помощи» по-прежнему не было видно. Солдаты катили бухты проволоки по улице, чтобы перегородить оба конца квартала. Полицейские бродили среди обломков у ограды, светя себе фонарями. Конверс видел, как время от времени лучи выхватывают из темноты невероятно яркие пятна крови.

Наконец прибыли машины «скорой помощи», и люди в белых халатах, брезгливо морщась, осторожно направились к груде развалин, раздраженно освобождаясь от колючей проволоки, цеплявшейся за одежду.