— Нет, нет, что вы! Выздоравливайте, дорогой Мартиньи, если и явятся препятствия к этому браку, то они будут исходить не от меня, клянусь вам.

Мартиньи хотел было расспросить его, но, чувствуя сильную слабость, закрыл глаза.

Мадам Бриссо, обманутая его внешним спокойствием, сказала мужу:

— Побудь около нашего больного, друг мой. Клара еще не знает важного известия, и я хочу сама сказать ей… Но дай мне это письмо, потому что милое дитя, пожалуй, мне не поверит.

Виконт и Бриссо, оставшись одни, некоторое время молчали. Бриссо украдкой поглядывал на Мартиньи, бледность которого внушала ему опасения.

Наконец виконт сделал знак своему бывшему хозяину приблизиться к нему.

— Бриссо, — сказал он слабым голосом, — у вас на сердце лежит какая-то тайна. Вы мне скажите правду… Счастливое известие, сообщенное вами жене, не соответствует действительности, не правда ли?

— Напротив! Неужели вы думаете, что я осмелился бы подать этим бедным созданиям надежду, не будучи уверен в счастливом разрешении дел?

— Чем же тогда объясняется ваша печаль?

— Я печален? Вы ошибаетесь, друг мой! С чего мне быть печальным?

— Вы сейчас беседовали с доктором, который перевязывал мою рану… Что он сказал вам обо мне?

— Ничего решительно… Ничего, уверяю вас.

— Послушайте, хотите, я вам повторю, что он вам сказал? Именно его словами объясняется ваше огорчение.

— Боже мой, виконт, как можете вы знать…

— Бриссо, — продолжал Мартиньи, — мое положение безнадежно. У меня началось заражение крови, и мне недолго осталось жить — не так ли?

— Друг мой, — прошептал торговец, — рана ваша, может быть, не так опасна… Я еще надеюсь…

И Бриссо залился слезами. Мартиньи пожал ему руку.

— Довольно! — сказал он твердо. — Я сумею покориться неизбежности… Сказать по правде, я подозревал это уже несколько дней, но себя хочется обмануть, знаете ли. Может быть, оно и лучше, если будет так. Я причинил бы несчастье вашей дочери, приняв ее жертву, потому что, я уверен… Ну, Бриссо, теперь, когда моя участь решена, обещайте, что вы сделаете все, о чем я вас попрошу. Не бойтесь, я не стану употреблять во зло ваше доверие… Обещаете ли вы мне выполнять мою волю до тех пор, пока я буду в состоянии изъявлять какие-либо желания?

Бриссо, сжав его руку, прошептал:

— Есть ли что-нибудь на свете, в чем я мог бы вам отказать?

В тот же день к вечеру все семейство Бриссо собралось около Мартиньи. У женщин были красные глаза, а торговец казался еще печальнее, чем утром. Впрочем, к горестному чувству, испытываемому ими, примешивалось нетерпеливое любопытство.

Виконт же был спокоен и весел. С улыбкой на губах он позволял ухаживать за собой и старался ободрить своих попечителей шуткой.

Женщины и сам Бриссо смотрели на него иногда с удивлением, не понимая причины этой лихорадочной веселости.

Когда начало темнеть, отдаленный звук колокольчика возвестил о прибытии гостя.

— Это не может быть он! — сказал Мартиньи, посмотрев на часы. — Он слишком аккуратен и не явится за десять минут до назначенного часа.

В эту минуту Семирамида ввела мисс Оинз.

— Что я говорил! — сказал виконт, смеясь.

Рэчел, по-видимому, уже оправилась от последствий своих приключений, и хотя лицо ее выражало сострадание, как требовало приличие в комнате больного, на выздоровление которого не было никакой надежды, она казалась свежей и счастливой.