И вот в поисках генерала Гагина
на пыльных румынских дорогах попал я еще раз в катастрофу, теперь уже
автомобильную. Получил восемнадцать ран, в том числе в голову, и подумал
было, что литература отныне для меня кончилась. Помню, как сидел на обочине
дороги, залитый кровью, и слышал голос медсестры.
- Бедный полковничек, не жилец уже! - причитала она.
На санитарном грузовике нас доставили в госпиталь. Особенно пострадал
майор Асланов, который сидел за рулем (главный инженер Московского почтамта,
впоследствии директор международного почтамта).
Хирург, сбрив мне бороду, оперировал без наркоза и все требовал, чтобы
пациент стонал: "Неизвестно, жив или нет!" Но у меня были свои представления
о достойном поведении полковника на операционном столе. Терпел молча. К
счастью, все обошлось, и через каких-нибудь две недели я, опираясь на
палочку, явился к генералу Гагину (он прислал за пострадавшим свою машину).
Расспросив обо всем, он все шутил: ладно хоть, что не "наградная олимпия"
была виной аварии.
- А борода отрастет, - говорил он. - Катастроф же набран полный
комплект: железнодорожная в детстве, авиационная в юности, морская в Керчи и
вот теперь автомобильная в Румынии. Живи спокойно, полковник. Больше не
причитается, - напутствовал он, прощаясь.
Можно было беспечно сесть за руль и проходить "высшую школу верховой
езды на автомобиле" по бездорожьям Бессарабии. Колонны грузовиков буксовали.
Мы чудом проскакивали между ЗИСами и "студебеккерами", скользя, карабкаясь,
едва не опрокидываясь...
На этих-то непроезжих фронтовых дорогах дождливым августом 1945 года я
услышал по трофейному радиоприемнику сообщение на английском языке о том,
что на Хиросиму сброшена атомная бомба. Потряс и сам факт бесчеловечного
уничтожения мирного населения города, и подробности взрыва: ослепительный
шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, черный гриб над ним и
раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной
и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали
были знакомы мне еще со студенческой поры, со времен увлечения тунгусской
эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
По приезде в Москву я обратился в Сейсмологический институт Академии
наук СССР и попросил сравнить сейсмограммы тунгусской катастрофы 1908 года с
атомными взрывами в Японии. Они оказались похожими как близнецы. Во мне
проснулся и зашептал фантаст: "А падал ли вообще Тунгусский метеорит? Ведь
не осталось ни кратера, ни осколков! Почему там, в эпицентре, стоит голыми
столбами лес, а вокруг на площади, сравнимой с небольшим европейским
государством, все деревья лежат веером? Не произошел ли взрыв в воздухе,
срезав ветви лиственниц в эпицентре, где фронт волны был перпендикулярен
стволам, и повалив все остальные, в особенности на возвышенностях, даже
отдаленных? Не был ли взрыв атомным, когда температура в месте взрыва
повысилась до десятков миллионов градусов, превратив в пар все, что не
взорвалось? Потому и не выпали осколки взорвавшегося тела, они умчались в
верхние слои атмосферы и там своей радиацией вызвали свечение окружающих
слоев воздуха. |