Изменить размер шрифта - +
И вот в поисках генерала Гагина
на  пыльных румынских дорогах попал  я  еще  раз  в  катастрофу,  теперь уже
автомобильную.  Получил восемнадцать ран,  в  том числе в голову,  и подумал
было,  что литература отныне для меня кончилась. Помню, как сидел на обочине
дороги, залитый кровью, и слышал голос медсестры.
     - Бедный полковничек, не жилец уже! - причитала она.
     На санитарном грузовике нас доставили в  госпиталь.  Особенно пострадал
майор Асланов, который сидел за рулем (главный инженер Московского почтамта,
впоследствии директор международного почтамта).
     Хирург,  сбрив мне бороду, оперировал без наркоза и все требовал, чтобы
пациент стонал: "Неизвестно, жив или нет!" Но у меня были свои представления
о  достойном поведении полковника на  операционном столе.  Терпел  молча.  К
счастью,  все  обошлось,  и  через  каких-нибудь две  недели я,  опираясь на
палочку,  явился к генералу Гагину (он прислал за пострадавшим свою машину).
Расспросив обо всем,  он все шутил:  ладно хоть,  что не "наградная олимпия"
была виной аварии.
     - А  борода  отрастет,  -  говорил он.  -  Катастроф же  набран  полный
комплект: железнодорожная в детстве, авиационная в юности, морская в Керчи и
вот  теперь автомобильная в  Румынии.  Живи спокойно,  полковник.  Больше не
причитается, - напутствовал он, прощаясь.
     Можно было  беспечно сесть за  руль и  проходить "высшую школу верховой
езды на автомобиле" по бездорожьям Бессарабии. Колонны грузовиков буксовали.
Мы чудом проскакивали между ЗИСами и "студебеккерами",  скользя, карабкаясь,
едва не опрокидываясь...
     На  этих-то непроезжих фронтовых дорогах дождливым августом 1945 года я
услышал по  трофейному радиоприемнику сообщение на  английском языке о  том,
что  на  Хиросиму сброшена атомная бомба.  Потряс и  сам факт бесчеловечного
уничтожения мирного населения города,  и  подробности взрыва:  ослепительный
шар ярче солнца,  огненный столб,  пронзивший облака,  черный гриб над ним и
раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной
и воздушной волн,  отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали
были знакомы мне еще со  студенческой поры,  со  времен увлечения тунгусской
эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
     По приезде в  Москву я  обратился в  Сейсмологический институт Академии
наук СССР и попросил сравнить сейсмограммы тунгусской катастрофы 1908 года с
атомными взрывами в  Японии.  Они  оказались похожими как близнецы.  Во  мне
проснулся и зашептал фантаст:  "А падал ли вообще Тунгусский метеорит?  Ведь
не осталось ни кратера,  ни осколков!  Почему там, в эпицентре, стоит голыми
столбами  лес,  а  вокруг  на  площади,  сравнимой  с  небольшим европейским
государством,  все деревья лежат веером?  Не  произошел ли взрыв в  воздухе,
срезав ветви лиственниц в  эпицентре,  где  фронт волны был  перпендикулярен
стволам,  и  повалив все остальные,  в  особенности на возвышенностях,  даже
отдаленных?  Не  был  ли  взрыв  атомным,  когда температура в  месте взрыва
повысилась до  десятков миллионов градусов,  превратив в  пар  все,  что  не
взорвалось?  Потому и  не выпали осколки взорвавшегося тела,  они умчались в
верхние слои  атмосферы и  там  своей  радиацией вызвали свечение окружающих
слоев воздуха.
Быстрый переход