Кусрам пожал плечами.
— Почему он должен вспоминать?
— Потому что он потерял память, — пояснила я. — А сейчас память к нему начала возвращаться.
— Келвин потерял память?
— Поверь мне на слово. Он забыл даже, что я — его сестра.
— То есть, ты хочешь сказать, что он потерял память, а теперь начал вспоминать и воспоминания последних двух лет сделали его таким жестоким?
— Я-я не знаю, что с ним происходит, но это явно связано с тем, что происходило последние два года; он был абсолютно нормальным два года назад и последние две недели.
— Мы это обязательно выясним, Бильге, но потом; дай я, для начала, обработаю твои раны.
Он достал аптечку из кабинки. Я промыла лицо и прополоскала рот, а затем присела на закрытый унитаз, как на стул; Кусрам встал рядом и начал обрабатывать мои раны.
Дав мне обезболивающее, он продезинфицировал мои раны антисептиком; он достал иглу и начал зашивать мою рассечённую губу и бровь. Я пыхтела от боли и морщилась. Когда он закончил налаживать швы, он ещё раз вытер мои раны марлевой салфеткой и приклеил несколько хирургических пластырей; всё это заняло порядка десяти минут.
— Готово, — объявил Кусрам.
— Как я выгляжу?
— Сама посмотри.
Я подошла к зеркалу и была поражена — это действительно настоящая профессиональная работа. Надо признать, Кусрам уже второй раз удивляет меня в этом плане. Я бы даже сказала, что в другом мире, где живут одни мумии, меня можно было бы даже на обложку глянцевого журнала поставить.
— Ладно, Бильге, можешь идти, — сказал Кусрам. — Я тут пока раковину помою, хорошо? Будь осторожна рядом с Келвином; если что — кричи.
Я вернулась в гостиную. Келвин по-прежнему сидел на диване. У меня не было сил, чтобы отомстить ему прямо сейчас. Я просто, молча, присела на кресло, которое стояло возле дивана. Келвин обернулся и посмотрел на меня.
— А тебе идёт, — сказал он. — Намного лучше, чем раньше.
«У него ещё и хватает наглости шутить?». Он продолжил смотреть телевизор. Все пару минут молчания я злостно смотрела на него.
— Ну? — внезапно спросил он. — Чего молчишь?
Я продолжала молчать.
— Не хочешь — не говори, — сказал он. — Мне-то что?
Кусрам вернулся из ванной, принеся с собой швабру и ведро с водой, и начал мыть паркет от моей крови. Он вымыл пол и унёс швабру с ведром обратно. Через минуту он опять вернулся в гостиную.
— Так, ребятня, — сказал он. — Мне надо сейчас уехать ненадолго; пожалуйста, не деритесь больше. Слышал, Келвин?!
— Да, слышал, — сказал Келвин.
— Смотри у меня! Я у неё потом спрошу. Если ты её ещё хоть раз ударишь — ты покойник! Понял?!
— Да-да, иди.
Кусрам ушёл; мы продолжали молчать, прошло ещё несколько минут. Келвин продолжал смотреть какие-то мультики по телевизору.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросила я.
— Ой, да ладно. Чего ты так взъелась?
— Я — взъелась? Да ты, похоже, шутишь.
— Я всего лишь разбил тебе ебало.
— «Всего лишь разбил ебало», — передразнила я. — Смешно, смешно…
— Может быть, это тебе стоило бы извиниться за то, что ты мне сломала ебало в пещере?
Говард встрял в разговор:
— Да! И мне ты тоже ебало сломала. А я, между прочим, регенерирую так же медленно, как и ты.
— Вот именно, — подтвердил Келвин. |