Перси Морган женился на Эвелин Норт — на одной из тех самых Нортов. Женился не по любви. По правде сказать, между молодыми людьми не наблюдалось даже и намека на роман. Их союз стал браком по расчету, продуманным до мелочей и выгодным для обеих сторон. Адмирал — натура романтическая — не понимал и не одобрял выбора сына. И жених и невеста были честолюбивыми авантюристами, при этом каждый из них имел то, чего недоставало другому. Хотя Норты считались весьма состоятельными людьми, денежный поток, позволявший им жить безбедно, постепенно начал иссякать. Брак Эвелин Норт с единственным наследником Амоса Моргана пришелся как нельзя кстати. В свою очередь, Норты обладали тем, чего так страстно желал Перси, — они принадлежали к верхушке аристократии. Королева Елизавета скончалась, а ее преемник не знал отважного адмирала. Разумеется, Амос Морган по-прежнему пользовался уважением при дворе, только вот теперь в уважении сквозило вежливое отчуждение: его не признавали ровней. Вступая в брак, Перси попросту покупал титул Нортов.

Став хозяйкой Морган-холла, Эвелин Морган сразу начала устанавливать в доме свои порядки. Возраст адмирала давал о себе знать: он больше не ходил в море и просиживал дни напролет в библиотеке. Хотя Амос и не питал теплых чувств к невестке, он старался быть терпимым. Если та заводила разговор о каких-нибудь нововведениях в Морган-холле, старый моряк вежливо, но твердо говорил «нет». Он полагал, что последнее слово осталось за ним, однако, как показало время, адмирал недооценил упорство и хитрость леди Морган.

Новая хозяйка Морган-холла обладала мертвой хваткой. Когда Эвелин пыталась добиться своего, она не отступала ни перед чем. У нее и в мыслях не было пасовать перед отжившим свой век адмиралом. При первом удобном случае — как, впрочем, и без него — леди Морган выражала свое неудовольствие домом — картинами, мебелью и обивкой. На приемах в Морган-холле она донимала своими жалобами гостей. Каждый вечер, лежа в постели, она пилила мужа, упрекая его в преступном бездействии. В конце концов Перси не выдержал и перебрался в другую комнату. День за днем она объясняла слугам, что в Морган-холле не так. Всякий, имеющий уши, знал, как не нравится Эвелин дом Амоса Моргана.

Особую неприязнь у нее вызывала гостиная, стены которой были обшиты темным деревом.

«В этой комнате я чувствую себя совершенно подавленной! — картинно стенала леди Эвелин. Свое мнение она всегда выражала в категоричной форме, в ее словах не было и тени неопределенности. — У нас темно, словно в тюрьме. Если мы все оставим как есть, я просто умру!» Своих гостей она первым делом вела в гостиную — чтобы задать тон разговору и определиться с темой. «Согласитесь, это ужасно! — восклицала она. — Вам не кажется, что светлый дуб или ясень здесь смотрелись бы лучше?» Когда гости вежливо соглашались, Эвелин считала своим долгом немедленно донести их мнение до адмирала. «Видите, голубчик, — увещевала она непокорного старика тоном взрослого человека, разговаривающего с капризным ребенком, — Маргарет тоже согласна со мной. Темное дерево в гостиной абсолютно невозможно. С этим что-то надо делать».

Как говорится, вода точит камень, и постепенно невестка сломила сопротивление свекра.

В конце весны 1625 года леди Эвелин Морган праздновала долгожданную победу: гостиная наконец-то была обшита панелями светлого дуба. Адмирал допустил тактическую ошибку. Он надеялся, что, пойдя на уступки, добьется мира, но гончая, взяв след, устремилась вперед с новыми силами. Теперь Эвелин критиковала картины в большом зале.

«Меня мутит от одного взгляда на эти волны и утлые суденышки, — жаловалась она мужу, грациозно прижимая к груди белую руку. — Неужели тебе от них не дурно? С этим безобразием нужно что-то делать».