И она купила новые картины. На них были изображены обнаженные женщины, пухлые и розовые, и жеманные нимфы, похищаемые сатирами, — над головами и тех и других парили перепуганные купидоны. «Настоящий бордель», — с отвращением кривился адмирал.

Картина за картиной, панель за панелью, комната за комнатой — и леди Эвелин постепенно отвоевала у Амоса весь Морган-холл. В конце концов нетронутой осталась лишь библиотека, в которой старый адмирал держал оборону.

В то время Энди исполнилось четырнадцать. Он никогда не забудет, как, вооружившись абордажной саблей, той самой, что помнила запах крови испанцев из Сан-Хуана, дедушка угрожал леди Морган, осмелившейся открыть дверь в библиотеку без его ведома, физической расправой. Однажды вечером, упоенная победой, леди Эвелин вошла к адмиралу без стука. Старый пират впал в ярость. Несколько раз лезвие сабли едва не задело мать Энди — мальчику даже показалось, что еще немного, и дедушка убьет ее. Адмирал вышвырнул леди Морган из библиотеки так же, как раньше изгонял врагов с палубы своего корабля. Она больше не отваживалась перешагнуть порог этой комнаты.

Остаток своих дней Амос прожил в уединении, с головой уйдя в мир книг. Он был уже слишком слаб и для моря, и для бесконечных стычек с невесткой.

Энди проводил с дедом целые дни. Порой он прятался в библиотеке от матери, но чаще всего приходил сюда послушать рассказы о морских путешествиях. Дед и внук были очень близки, и это родство душ помогало им выстоять. Красочные истории адмирала расцвечивали серую и скучную жизнь мальчика. Ну а Энди, в свою очередь, дарил Амосу надежду на то, что молодое поколение обитателей Морган-холла пойдет по его стопам.

Когда Морганы наконец добрались до дома, Энди по-прежнему был невесел. Первым из экипажа вылез Филипп, за ним вышла леди Морган. Отцу не терпелось проверить, как чувствуют себя рыбки, и он, не заходя в дом, отправился в сад.

Энди спешился. Пират, пребывавший, как и его хозяин, в мрачном настроении, от самого Бэйсингстока плелся еле-еле. Энди взял часть вещей из экипажа, прихватив изуродованную книгу епископа, воровской нож и, конечно, «Эпоху рыцарей» Джеффри Бербера. Еще со двора он услышал, как в доме кричат мать и брат — можно было разобрать отдельные слова о слугах, окнах и каком-то сундуке. «И как это я переживу разлуку с любимым домом?» — саркастически пробормотал Энди.

Он толкнул тяжелую дубовую дверь — та лишь приотворилась. Юноша сунул голову в щель и увидел старый морской сундук. Интересно, что он здесь делает? Энди толкнул дверь посильнее. Сундук неожиданно легко сдвинулся. «Наверное, пустой», — подумал Энди, протискиваясь в дом.

Из большого зала до молодого человека донеслись визгливые вопли матери. Леди Эвелин в бешенстве колотила кулаком в закрытую двойную дверь, ведущую в библиотеку.

— Опять ты махал здесь своей саблей, старый черт! — Из-за тебя теперь зуб на зуб не попадает!

— Отстань от дедушки! — гневно воскликнул Энди. — Это его дом!

— Не смей так со мной разговаривать, щенок! — Леди Морган побагровела от злости. — Ты выкинул кое-что похуже, чем он. Марш к себе в комнату! — И, повернувшись к закрытой двери лицом, она вновь закричала: — Если ты думаешь, что можешь забаррикадироваться своим дурацким сундуком, то глубоко ошибаешься! У тебя ничего не выйдет!

Леди Эвелин сделала паузу, ожидая ответа. Старик не откликнулся. Этого доселе никогда не случалось. Обычно адмирал, не стесняясь в выражениях, начинал браниться с невесткой. Энди подошел к двери и прислушался. Внутри было тихо.

— Может, он заболел, — сказал Энди.