Это показалось мне довольно странным, потому что Герцог обычно не плачет.
— Я… я бы просто предпочла, чтобы ты при мне этого не делал. Ну что в ней интересного? Серьезно, ответь, что в ней такого. Да или хоть в какой из них…
— Не знаю, — сказал я. — Ты же с Билли общалась.
Герцог пристально посмотрела на меня:
— Я сказала ему, что не пойду с ним на этот идиотский бал, потому что не могу заставить себя перестать думать о другом.
Я соображал очень долго.
— Да, они хихикают, а я смеюсь, у них декольте, а у меня нет, но чтоб ты знал — я тоже девушка.
— Я в курсе, — защищался я.
— Да? Неужели хоть кто-то? В магазин захожу, и там я Герцог. Я — один из трех великих мужей. Джеймс Бонд нравится только педикам. Да ты и не смотришь на меня, как на других девчонок, разве только… А, ладно. К черту! Когда мы сюда шли, еще до того, как появились близнецы, мне на миг показалось, что ты увидел во мне женщину, и я подумала, а может, Тобин не самый жуткий на свете гаденыш, а потом я сижу объясняю все Билли, а ты болтаешь с какой-то девчонкой так, как никогда не разговаривал со мной, и… да фиг с ним.
И тут до меня хоть с запозданием, но дошло. Та мысль, от которой я пытался отделаться, пришла в голову и Герцогу, и мы оба пытались от нее избавиться. Я нравился ей. Я опустил глаза. Надо было все обдумать, прежде чем на нее смотреть. Так. Ладно, решил я, я посмотрю на нее, и если она посмотрит на меня, я рассмотрю ее как следует, потом снова опущу взгляд и снова все обдумаю. Всего чуть-чуть посмотрю.
И я посмотрел. Она сидела, склонив голову в мою сторону, не моргая, и в ее глазах была палитра цветов. Герцог поджала свои потрескавшиеся губы, затем улыбнулась, прядь кудрявых волос выбилась у нее из-под шапки, она шмыгнула красным носом. Я не хотел отводить взгляда, но все же отвел и снова уставился на снег под ногами.
— Скажи что-нибудь, пожалуйста, — попросила она.
И я заговорил, обращаясь к земле:
— Я всегда считал, что нельзя отказываться от счастливой середины в надежде на счастливый конец, потому что никакого счастливого конца нет. Ты меня понимаешь? Страшно все потерять.
— Знаешь, почему я рвалась сюда, Тобин? Почему хотела забраться на холм? Ты, разумеется, понимаешь, что не из-за того, что перед Кеуном маячила перспектива протусоваться всю ночь с Рестонами, и не для того, чтобы смотреть, как ты лебезишь перед черлидерами.
— Я думал, ты хотела встретиться с Билли.
Герцог смотрела на меня пристальнее некуда, я даже видел ее дыхание в окружившем меня морозе.
— Я хотела приключений. Я это люблю. Потому что я не такая, как вон она. Мне не кажется, что пройти шесть километров по снегу — это жуть как тяжело. Мне это прикольно. Я так хочу. Когда мы сидели и смотрели кино, я мечтала, чтобы навалило еще больше снега. Много-много! Так интересней. Может, конечно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что и ты такой же.
— Да, я тоже этого хотел, — согласился я. Я еще не мог посмотреть Герцогу в лицо, потому что боялся того, что могу сделать, если увижу близко ее глаза. — Чтобы снег не прекращался.
— Да? Круто. Круто! И пусть из-за снега вероятность счастливого конца все меньше. Ну, машина, может, встанет — да плевать! Дружбу можем разрушить — плевать! Я целовала парней, которых не боялась потерять, и после этого мне хочется только одного — такого поцелуя, когда на кону стоит всё…
Я взглянул на тех, «которых не боялась потерять», и выждал до «всё», после чего уже не смог сдерживаться. Я положил руку на затылок Герцога, ее губы коснулись моих, я ощутил тепло ее языка, мягкого, сладкого, со вкусом хашбраунов, открыл глаза и коснулся перчатками ее бледного от холода лица. |