Теган молчала. Я боялась взглянуть на нее. Наконец она сказала:

— Ты же не серьезно, правда, Адди? Не будь ничтожеством.

Я совсем не хотела быть ничтожеством, и конечно же для меня не имело значения, сколько стоит подарок. Но похоже, я и вправду хотела от Джеба большего, чем он мог мне дать, и чем дольше так продолжалось, тем хуже было нам обоим.

Прошло несколько месяцев — и что же? Я все еще его расстраивала, и он меня тоже. Не всегда, но гораздо чаще, чем положено, — или как еще сказать?

— Ты хочешь, чтобы я стал тем, кем я быть не могу, — сказал он за день до нашего расставания.

Мы сидели вечером около дома Чарли в «королле» его мамы. Если бы можно было вернуть время назад, я бы вообще не стала входить в дом. Ни за какие коврижки.

— Это неправда, — возразила я.

Я нащупала прореху в покрытии пассажирского сиденья и запустила пальцы в поролон.

— Это правда, Адди, — сказал Джеб.

Я сменила тактику:

— Ну, хорошо, даже если я на самом деле этого хочу, разве это плохо? Люди постоянно меняются ради друг друга. Вспомни любую историю большой любви, и ты увидишь, что, если двое хотят, чтобы у них все получилось, они должны меняться. Как в «Шреке»: Фиона говорит Шреку, что ее бесит то, что он все время рыгает, портит воздух и все такое. И Шрек такой: «Я людоед. Смирись с этим». А Фиона отвечает: «А если я не могу?» Поэтому Шрек выпивает зелье и превращается в прекрасного принца. Он делает это из любви к Фионе.

— Это в «Шреке-два». В первой части не так, — улыбнулся Джеб.

— Неважно.

— А потом Фиона поняла, что не хочет, чтобы он был прекрасным принцем. Она захотела, чтобы Шрек снова превратился в великана.

Я нахмурилась. Я все запомнила совсем не так. И пояснила:

— Я хотела сказать, что он был не против меняться.

Джеб вздохнул:

— Почему меняться всегда должен парень?

— Девочка тоже может меняться, — сказала я. — Не в этом суть. Я о том, что, если кого-то любишь, ты должен это показывать. Потому что нам дана только одна жизнь, Джеб. Только одна. — Внутри у меня все привычно сжалось от отчаяния. — Неужели ты не можешь попытаться показать это, хотя бы потому, что знаешь, что для меня это важно?..

Джеб посмотрел в окно.

— Я… я хочу, чтобы ты прошел за мной на борт самолета и спел мне серенаду в салоне первого класса, как сделал Робби ради Джулии в «Певце на свадьбе», — продолжала я. — Я хочу, чтобы ты построил для меня дом, как Ной для Элли в «Дневнике памяти». Я хочу, чтобы ты стоял со мной на носу океанского лайнера! Как тот парень в «Титанике», помнишь?

Джеб обернулся:

— Тот, который утонул?

— Ну, я, конечно, не хочу, чтоб ты тонул. Дело не в этом. Но мне хочется, чтобы ты доказал, что готов утонуть ради меня, если придется. — Я запнулась. — Я хочу… большого жеста.

— Адди, ты знаешь, что я тебя люблю, — проговорил Джеб.

— Или даже среднего жеста, — не унималась я.

На лице его отражалась борьба между волнением и досадой.

— Неужели ты не можешь просто поверить, что я тебя люблю, а не требовать, чтобы я доказывал это каждую секунду?

Судя по тому, что случилось потом, — нет, не могла.

Нет, не «что случилось». Что я наделала. Потому что я дура и потому что выпила тридцать восемь стаканов пива. Ну, может, не тридцать восемь. Много.

Хотя дело не в этом, конечно.

Мы с Джебом вошли в дом, но разошлись в разные стороны из-за ссоры.