Изменить размер шрифта - +
Эта ваша кожа… кажется, какое-то дерево? Или трава? Впрочем, мне это безразлично: я чужд предрассудкам, как и они — мне. Важно только то, что находится внутри черепа. Но, скорее всего, там тоже дерево или трава. Вы, — уж простите старого физиогномиста, — не производите впечатления интеллектуала. К тому же вы, скорее всего, несколько недогидахт — если вы понимаете, о чём я.

Буратина почувствовал, что его каким-то образом задели, но не понял как.

— Да ты сам такой, — прибег он к простейшему риторическому приёму.

— Вот как? — насекомое немедленно обиделось. — Я, значит, вызываю у вас негативные эмоции? Вас что-то смущает в моём облике или поведении? Надеюсь, вы не страдаете инсектофобией? Или, может быть, — тут усики затрепетали особенно сильно, — вы антисемит?!

— Не поэл, — перебил его Буратина. — Ты кто? Чё тут делаешь?

— Так я и думал, — грустно сказало насекомое. — Вульгарность и дурновкусие — причиной коих, вне всякого сомнения, является постыдно низкий интеллект и усугубляющее данное обстоятельство отсутствие должного воспитания! Однако я всё-таки удовлетворю ваше любопытство. Что я тут делаю? Я тут живу. Если быть совсем точным, то я обитаю в этой комнате более ста лет. Что касается моего личного возраста, то, как я говорил в своё время профессору Преображенскому, он совершенно напрасно отказался от работы с высокими концентрациями генов насекомых. Некоторые их комбинации весьма способствуют долголетию.

— Сто лет? — Буратина вытянул шею, пытаясь разглядеть собеседника подробнее. — Ниччёсики! Хотя погоди, сто лет это ладно. Преобро… прибра… этот, как его, живодёр, он же раньше был? Ты правда с ним разговаривал?

— Уж не подозреваете ли вы меня в сознательной лжи? — насекомое возмущённо вздело усы в зенит. — О да, разумеется, я неоднократно беседовал с профессором. Это был интеллигентнейший человек, истинный аристократ духа. Общение с ним приносило мне ни с чем не сравнимое интеллектуальное наслаждение. Даже странно, что он не был евреем. Хотя порой меня терзают смутные сомнения…

— Он вроде ж собаками занимался, — выплыло откуда-то из дальнего закоулка памяти Буратина, — а не этими… как их… тараканами?

Грегор слегка пошевелился на стене, поудобнее растопырив тонкие лапки.

— А вы небезнадёжны… Рассею ваше недоумение. В начальный период исследований профессор занимался именно насекомыми. Собственно, изучение некоторых особенностей их генетического аппарата и позволило ему создать клеточный секвенсор. Просто опыты с собаками оказались более востребованы. Его заказчикам, как всегда, нужны были солдаты. А существа, подобные мне — то есть с высоким I в APIF, иначе говоря инсектоиды, — обычно испытывают глубочайшее отвращение к насилию и внешней дисциплине. Даже существа с генами муравьёв и термитов, на которых возлагались столько надежд, оказались более чем посредственными военными… Но, кажется, вы меня не слушаете?

— Яюшки… — пробормотал Буратина. Занудный голос насекомого навевал на него сон, удерживать внимание было трудно.

— Н-да, — насекомое неодобрительно качнуло усами, — ваши коммуникативные навыки тоже оставляют желать лучшего.

Это тонкое оскорбление Буратина почему-то понял.

— Да у меня по соцприспособленности знаешь сколько баллов? Тебе столько в жизнь не заработать! — выдал он.

— Меня не интересуют эти ваши баллы, ибо я считаю местную кастово-иерархическую систему аморальной и неэффективной, — Грегор горделиво поднял усы.

Быстрый переход