— Не волнуйтесь вы так. Визуальный взгляд не так меня беспокоил, чем вдумчивое изучение. Так что ничего вашим бойцам не будет, может быть даже разрешат новые высадки на территории противника, хотя я лично в этом сомневаюсь. Законопатят куда-нибудь в инструкторы. Кстати, нужно несколько бойцов послать навстречу полковнику Суворову. У них там раненые и свежие бойцы пригодятся.

— Малюту пошлю, пусть пробежится, — кивнул он и, подозвав своего зама, поставил ему задачу, сообщив о старшине оставленном на хуторе.

Проследив, как пять бойцов скрылись среди деревьев я подошел к капитану Лютику:

— Дополнительный самолет вызвали?

— Я нет. У осназа была переносная радиостанция, их радист куда-то ходил три часа назад. Отправлял сообщение. Вот только недавно вернулся.

— Не хотели открывать наше местоположение. Пойду у Славича узнаю, когда ждать второй транспортник.

Второй самолет должен был прилететь через час, взлетел он два часа назад. Потянулось томительное ожидание, изредка нарушаемое разговором. Пленные сидели под передним шасси Ли-2, общаясь с капитаном Лютиком и штурманом. Рядом лежали пустые пакеты из-под сухпая. Осмотревшись, я вернулся к майору, узнать, что дал допрос, мне хотелось выяснить подробности о летчике на хуторе.

— Докладывайте что у нас там по хуторянам, — велел я майору, добавив: — Только подробно.

Мы отошли в тень елей и, опустившись на толстый ковер хвои, прислонились к стволам хвойных деревьев.

— Вам, товарищ подполковник, только по хутору или сделать аналитическо-информационную вставку?

— Давайте свою вставку, интересно послушать, — кивнул я, снимая шлемофон и бросая его рядом на прошлогоднюю хвою.

— Старик этот белорус, западнец, как мы их называем. Богдан Хмельницкий. Безобразничать начал еще, когда мы только присоединили эти земли. Убийства милиционеров, следующих в одиночку командиров или красноармейцев. Посевы жгли, однажды подперли дверь дома директором лесхоза, и сожгли его вместе с семьей, а у него трое детишек было. С немцами в заговор вступили еще до войны, стал их агентом, дальше работал уже на них, и делал все, что ему приказывали. После начала войны, не высовывался, но подходивших к хутору окруженцев отстреливал. В основном одиночек и небольших групп. Большие и организованные группы не трогал, боялся. Когда пришла немецкая власть, его сделали начальником полиции этого округа, где он два года и безобразничал. Осенью прошлого года, когда он со своими людьми устраивал облаву на одну из наших разведгрупп, то получил свинцовый подарок в живот. После довольного долгого лечения, возраст видимо сказался, он ушел на покой, передав все дела своему заму. Это кстати был его сын. Так и жил, если на этот глухой хутор выходили наши сбитые летчики или бежавшие из плена советские бойцы и командиры, на вроде этих, — подбородком он указал на встретившихся нам бежавших пленных, — то кормил их и с помощью снотворного усыплял. Продуктивно работал. С вами была случайность, этот пострелёнок, выслеживал наших бродивших по местным землям и, подходя, звал на хутор, мол, накормят, обогреют. Так что, гаденыш был в курсе всего. Как они обнаружили схрон, я вам уже докладывал. Из-за последствий ранения у старика, они и носили груз вместе.

Я кивнул, подтверждая, что помню.

— Какую роль в этих делах играет этот «летчик»? — поинтересовался я.

— Он, конечно же не летчик, но и не родственник. Он зять. Та девушка, внучка старика, этот парень, Алексей Платонов, был артиллеристом из стоявшей тут недалеко в начале войны части. Как он с этой девушкой встретился не суть, главное во время боев он дезертировал и пришел к старику. Любовь сильна. Он один из ярых сторонников старика, ранение получил от захвата двух наших летчиков.