Ничего не скажешь — умелец.

Но, пожалуй, слишком уповает на силу приказа, разговор „по душам“ подчас сводит к разговору „по стойке смирно“. И не прочь побушевать, поразоряться. Хотя на поверку — человек сердечный, и ребята к нему льнут.

В другой группе монтажников мастером Иван Анисимович Братов. Совсем молодой. Окончил индустриально-педагогический техникум. Может со своими ребятами и в футбол сгонять, и на вечеринке песню спеть. Требователен без крика. Но профессионального багажа, увы, пока маловато. Не успел нажить.

В идеале училищу нужен мастер, составленный из лучших половинок этих двоих».

Пробежала верткая машина, призывающая купить карточки «Спортлото», и отвлекла мысли Коробова.

«Человека влечет лотерея. Это у него в крови, так оказать, запрограммировано. В нем всегда сидит: „А вдруг?!“ Но в нашем деле, — возвратился Коробов к училищу, — никаких лотерей и „вдруг“ быть не должно. Только выверенные действия. Личность воспитывать личностью.

Что можно, например, сказать о счастливчике Середе, везучем Середе?.. Инженер в двадцать три года; мастер в двадцать четыре… Преподаватель божьей милостью в тридцать с небольшим… Сердечные победы. В любвях, как в репьях, убежденный холостяк. Технократ, не считающий гуманитарные науки за науки, но признающий посещение родителей на дому, переписку с ними, — ух, как не хотел он быть прикрепленным к группе монтажников, как отбивался, сколько отговорок придумал! А вместе с тем легко подчиняет, влюбляет в себя мальчишек, умело передает им знания. Это не мало, но, оказывается, дражайший Константин Иванович, в наше время и в нашем деле еще не все. И мы заставим вас пересмотреть своя позиции, обаятельный, везучий, лотерейный счастливчик Середа.

Между прочим, Константин Иванович, один довольно не глупый человек, историк Василий Никитич Татищев, организуя в восемнадцатом веке на Урале первую горнозаводскую школу, написал такую инструкцию для учителя оной. Мол, должен сей учитель быть, „яко един отец им обсчий вместо многих родителей. Должен по совести не только в их учении, но и во всех их делах, обсуждениях и поступках твердое и прилежное надзирание и попечение иметь о детях“. А?

И я вам, дорогой Константин Иванович, процитирую как-нибудь этого презренного гуманитария и попрошу зело задуматься над услышанным.

К вашему сведению, технократ Середа, сотни исследовательских институтов, втузов, научных учреждений, издательств, понимаете, не десятки — сотни! — думают над нашими проблемами, готовят нам специальные программы, учебники, инженеров-педагогов.

Представляете, Константин Иванович, масштабы дела?! И какой педагог надобен? С желанием научить молодых жить. Разносторонне образованный, тонкий психолог. Только такой способен вылепить современного рабочего, я бы сказал, рабочего с остро развитым чувством трудового ритма, высокой духовной и душевной конституцией. Готовы ли вы, Середа, быть причастным к подобному сотворению?

Вот ведь в чем вопрос…»

Шел последний урок, когда мать Егора постучала в дверь директорского кабинета. Коробов поднялся навстречу бледной женщине с заплаканными глазами, в песочного цвета платье, словно бы сшитом на более полную фигуру.

— Я мать Георгия Алпатова. Он поступил к вам без нашего разрешения, — тихо начала посетительница.

— Да вы садитесь… — Коробов запнулся.

— Маргарита Сергеевна, — подсказала она.

— Садитесь, Маргарита Сергеевна.

Ивану Родионовичу припомнилась исповедь ее сына. Попал парень в переплет.

— Чем могу быть полезен? — суховато спросил он.