Он назвал брак рискованным обменом изолированной квартиры на коммунальную. Поразительный примитивизм закоренелого холостяка.
Хотя намекал, что почти готов облагодетельствовать Рощину предложением ей руки, готов потерять драгоценную свободу.
Спасибо, спасибо… Весьма признательна… оставайтесь при своей изолированной квартире и сомнительной свободе. Обмена не предвидится. Сближения — тоже, потому что ему должна предшествовать близость душевная, как полету — разгон.
Она не принимала выражение «интересный», когда говорила о внешности мужчины. Писаный-расписаный мог оказаться пошляком, ничтожеством, квазимодистый — интересным мужчиной.
О Середе Зоя Михайловна слышала от других женщин это пресловутое «интересный мужчина», но для нее он настоящего интереса не представлял. Правда, что-то все же притягивало. Была в нем потаенная пружинистая сила при полном отсутствии суетливости, лишних слов и движений.
Лицо Константина Ивановича невозможно было представить искаженным от страха, душевной боли. Собранность, целеустремленность, воля с изрядной примесью педантизма. Неужели этот экземпляр — порождение века НТР?..
Иногда ей хотелось что-то такое сказать Середе, чтобы он взвился. Пожалуй, единственный раз она сумела этого добиться после ухода из ее кабинета Егора Алпатова.
Зоя Михайловна обнаружила Середу в его маленькой комнате, забитой аппаратурой, пособиями, схемами. Сказала, не подбирая выражений:
— Между прочим, любимым учителем можно стать, только став любимым человеком. С Алпатовым вы себя держали сейчас отвратительно… Как робот… Понимаете — формально, бездушно!
Вот когда «робот» побледнел:
— Я не позволю так разговаривать с собой.
— Вы не достойны иного разговора! — Зоя Михайловна повернулась и вышла.
Собственно, чего она тогда на него накинулась?.. Но все-таки мог же Середа найти для мальчика теплые слова! Что это: черствость, недомыслие?..
Или она сама — ведьма, самоуверенная и самолюбивая, поглядывающая на коллегу сверху вниз?
Было бы несправедливо назвать Середу человеком недалеким из-за его увлеченности техникой, и только техникой. Узость — да, но не скудоумие.
Но вот внутренний мир его оставался для Рощиной совершенно неясным. Добрый он человек или нет? Душевно щедрый или скупой? Способен совершить подвиг самопожертвования или предпочтет отсидеться в стороне?..
Себя-то он любит.
Любопытно, что иной раз в пустяке вдруг проступает характер. Даже в том, как начинает человек разговор, подняв трубку звонящего телефона.
Константин Иванович в таких случаях сообщает:
— Середа слушает. — Именно он, и никто другой.
Черт возьми, она, кажется, к нему стервозно придирается!
…Еще когда Рощина училась на третьем курсе университета, начала она встречаться с прекрасным парнем Володей.
Познакомились они в сводном строительном отряде студентов. Потом были вечера у реки, письма в стихах, трижды в день.
Володя тоже был «технарем», из Научного центра, но никакого сравнения с Середой. Талантлив во всем. Даже в веселье.
Он был человеком разносторонних интересов, но натурой — цельной. И внутренне удивительно деликатным. Вероятно, с этим рождаются, это как дар природы. Дала она тебе слух или нет, дала деликатность или обделила. У Середы только внешний блеск, а глубже, как она полагает, — грубоватость натуры.
Володя погиб в позапрошлом году в автомобильной катастрофе, за месяц до их свадьбы. И теперь, любого сравнивая с ним, она не в состоянии поставить кого-нибудь рядом.
Лучше никого, чем «абы кто», кого душа не принимает безоговорочно.
Вероятно, она максималистка. Мама поглядывает с тревогой: «Засиделась в девках!»
Страдает ли она, вроде бы преуспевающая «литераторша», от одиночества? Пожалуй, да. |