Но о Середе Егору слушать не хотелось, поэтому он торопливо спросил:

— Так, значит, к тебе поедем?

— Завтра же! — горячо воскликнул Гриша. — Родители ждут.

Для тех, кто оставался на каникулах в училище, военрук организовал лыжный пробег, экскурсию к шефам в воинскую часть, трехдневный поход по местам боевой славы. Но и после этого у Антона оказалась уйма времени, и он одиноко бродил по гулким опустевшим коридорам, пропахшим мастикой.

Отец Антона служил сейчас за границей, мать была с ним, их квартира в небольшом городке пустовала. Брат отца, инженер с Харьковского тракторного, имел большую семью, но все же пригласил племянника к себе на две недели — вот только деньги на билет прислать не догадался, а родительский перевод почему-то запаздывал. Конечно, Антон мог бы перехватить десятку у того же Гриши, но не захотел и один слонялся, как неприкаянный.

Понимал ли он, что Тоня любит его?.. Это было ясно по ее глазам, она не умела ничего скрывать. И у него к Тоне было столько нежности, так хотелось ему все время делать для нее что-то приятное, хорошее, видеть ее как можно чаще.

Но по ночам, в пустой комнате общежития Антон нет-нет да возвращался невольно мыслью к Ларисе, вспоминал ее губы, податливое тело.

Разум говорил: «Неужто можешь ты променять Тоню на такую?» Однако что-то сильнее разума снова и снова рисовало картины того, о чем так много и неясно пишут в романах и говорят. Антон растравлял свое воображение.

Наконец пришли деньги от родителей, он отправился за ними на почту и опять повстречал Ларису.

Она была еще красивее, чем в воображении. В чем-то, пожалуй, Лариса походила на Тонину подругу Дину, только была более вызывающей.

— Это судьба! — воскликнула Лариса, играя глазами, подбивая прядь темных волос, выбившуюся из-под норковой шапочки. — Мои предки отбывают завтра в семь вечера в Сочи, и я готова оказать вам честь… — Она сменила игривый тон на серьезный: — Нет, правда, Антон, приходи завтра в восемь вечера… дом ты знаешь, квартира пятьдесят три…

— Приду, — коснеющим языком произнес Антон.

Эту ночь он почти не спал. Лежал в темноте с открытыми глазами, и перед ним все время вспыхивало: «53»… «53»…

К черту, он никуда не пойдет! Через несколько дней возвращается Тоня, и они снова будут в своем «драмгаме», будут репетировать «Зори»… А другой настойчивый голос нашептывал: «Но ты, наконец, узнаешь…»

И Антон опять рисовал в воображении, что ждет его. Разболелась голова, ломило все тело, будто его били палками, горело лицо…

…За окном прогрохотала в отдалении электричка. Хлопнула внизу дверь общежития. Интересно, который час? Антон зажег свет, посмотрел на ручные часы: три. Сквозь стекло, затканное морозом, ничего нельзя разглядеть. Он потушил свет и забылся беспокойным, не приносящим отдыха сном.

Без двух минут восемь Антон нажал белую выпуклую кнопку звонка. За дверью, обтянутой коричневым дерматином, с зеленым зрачком «глазка», раздался мелодичный перезвон. Так, наверно, отзванивали старинные часы. Дверь открыла Лариса.

— Милости прошу! — церемонно поклонилась она, отведя правую руку в сторону.

На Ларисе розовый коротенький простеганный халатик, пахло от нее какими-то сильными духами.

Комната, куда вошел Антон, после того как оставил в передней свое полупальто с пристегнутым цигейковым воротником, была вся в дорогих коврах: толстых, ярких, ворсистых. Лариса села на пол, оперлась голой рукой о мягкий ковер, розовые колени ее казались одним из рисунков на ковре.

— Садись, — предложила она Антону.