Значит, чувства есть и не по графику. Значит, они бывают.

А по ночам ей снился дед – в фуражке, улыбающийся, почему-то всегда с цветами, как на фото.

Потом письма закончились, и настало время книг.

И все, и Алька потерялась для общества окончательно. Бабушка будто специально для нее сохранила не занудную и полную великих мыслей прозу, не чьи-то пыльные мемуары, не заскорузлые научные труды неизвестного политика или ученого – нет, она сохранила любовные романы. Те, старые, аутентичные, еще не подвергшиеся цензуре.

Такие (как значилось в истории) когда-то жгли на площади тоннами. Все выжгли – так говорили, а оказалось – не все.

И они – эти романы – окончательно потрясли Алькино воображение. А как еще? Ведь, оказывается, мужчины тоже умели любить! И не только любить, но быть сильными, смелыми, ре-ши-тель-ны-ми (а она и забыла, что это слово могло применяться к самцам). Умели быть справедливыми и щедрыми, заботливыми и ласковыми, проявлять инициативу, разрешать конфликты, быть опорой семье.

Как-как-как… Нет, не так – почему? Почему все изменилось?

Теперь Але, куда бы та ни шла, постоянно мерещились воображаемые герои – гордые, серьезные, с бугрящимися мышцами, мудрые и рассудительные – каких не бывает в жизни. Они спасали своих дам, скакали на конях, воевали только при наличии правильной причины – и не воевали даже, исключительно защищали своих. И она всматривалась в мужские лица – любые, которые встречала на пути, – уборщиков, садовников, посудомойщиков, кочегаров, дворников…

«Где же они, где?»

Ведь должны были такие остаться? Не могли все исчезнуть, не могли забыть природы. Она верила, что узнает такого из толпы – по одному лишь взгляду, по наклону головы, по презрительно поджатым губам. И взгляд этот – внешне покорный – будет выдавать всю глубину сдерживаемых чувств. «Я – мужчина! – будут говорить сверкающие глаза. – И горжусь этим».

Алька бредила.

Ей скоро идти, а она еще девственница, она никогда не любила, ей никогда не позволяли. А день рождения уже через неделю – неужели она не успеет? Совсем ничего не успеет?

Она благословила тайник и свою находку, но в моменты отчаяния его хотелось проклясть.

Лучше бы не находила, лучше бы не мучилась. Вот только забыть то, что узнал, невозможно.

Этот поступок был в стиле импульсивной Ташки, а совсем не уравновешенной Алесты, но именно последняя занималась теперь невообразимым, а именно: уже третий день накачивала садовника Нила любовью. Накачивала, не жалея сил и энергии, наплевав на все запреты, – занималась этим утром, в обед и вечером – всякий раз, когда не видела мать.

И тот постепенно расцвел. Сначала начал все чаще поднимать лицо, рассматривать окружение, как-то по-особенному просветлели его глаза, один раз даже мелькнула на лице беспричинная улыбка. А к вечеру третьего дня садовник принялся напевать – Алеста возликовала: работает!

Ее метод работает!

Размышляла она просто: да, на улице нужный человек не встретился. Общество запугало мужчин, заставило их забыть собственную роль и значение в социальном устройстве. Так почему бы не помочь одному из них вспомнить? Кому? Кому-нибудь знакомому, не противному, даже симпатичному.

Выбор пал на садовника.

Ведь в романах как? Любовь – она приходила не сразу, а зачастую после телесной близости. Значит, – ликовала Алька, – надо эту телесную близость организовать. Таким образом, она познакомится с интимной стороной жизни (уже не пойдет в храм девственницей и будет что рассказать Ташке), а заодно, возможно, пробудит чувства в мужчине.