Подул легкий ветерок, унося прочь запах крови и голоса солдат, звавших друг друга. Кавалерия уже строилась, словно им не терпелось вернуться.
— Имя. — Спрен ветра прошлась по невидимой опоре и оказалась напротив его лица. Она опять была в облике молодой женщины, в развевающемся платье с изящными ножками. — Сильфрена.
— Сильфрена, — повторил молодой раб, завязывая сандалии.
— Сил, — сказала дух и наклонила голову. — Это забавно. Получается, у меня есть и прозвище.
— Поздравляю.
Каладин опять поднялся, шатаясь.
Поодаль, уперев руки в боки, стоял Газ со щитом на спине.
— Ты, — крикнул он, тыкая пальцем в Каладина. Потом жестом указал на мост.
— Да ты шутишь. — Каладин посмотрел, как остатки мостового расчета — меньше половины от первоначального числа — собираются вокруг моста.
— Неси или оставайся тут. — Газ как будто сердился.
«Предполагалось, что я погибну, — понял Каладин. — Потому он не дал мне ни жилета, ни сандалий. Я был в первом ряду».
Все, кто был с ним рядом, погибли.
Он почти что сел и позволил им уйти. Но смерть от жажды на безлюдном плато была не той смертью, которую стоило выбирать. Каладин заковылял к мосту.
— Не беспокойся, — сказал один из мостовиков. — На этот раз они позволят нам идти медленно, делать много привалов. И дадут несколько солдат в помощь — чтобы поднять мост, нужно самое меньшее двадцать пять человек.
Каладин вздохнул, занял свое место, и какие-то невезучие солдаты присоединились к ним. Вместе они подняли мост. Конструкция ужасно тяжелая, но им все же это удалось.
Бывший воин шел, неуклюже переставляя ноги. А ведь еще недавно казалось, жизнь уже не сможет с ним сделать такого, что было бы сквернее рабского клейма с глифом «шаш», хуже, чем потерять на войне все, ужаснее, чем потерпеть неудачу, спасая тех, кого поклялся защищать.
Похоже, он ошибся. Мир приберег для него кое-что особенное. Одну последнюю пытку, предназначенную исключительно для Каладина.
И имя ей — Четвертый мост.
7
В рамках здравого смысла
«Они полыхают. Они горят. Они приносят с собой тьму, и все, что можно увидеть, — это их полыхающую кожу. Горят, горят, горят…»
Шаллан заспешила по рыжевато-оранжевому коридору, покрытому теперь пятнами сажи. Девушка надеялась, что фрески на стенах не слишком пострадали.
Впереди показалась группа паршунов с тряпками, ведрами и стремянками — собирались отмывать грязь. Когда Шаллан проходила мимо, паршуны безмолвно поклонились. Они умели разговаривать, но редко это делали. Многие казались немыми. Ребенком она считала мраморные разводы на их коже красивыми. Это было до того, как отец запретил ей проводить время рядом с паршунами.
Она сосредоточилась на своей цели. Как же убедить Ясну Холин, одну из самых влиятельных женщин в мире, передумать и взять в ученицы Шаллан Давар? Принцесса явно упряма; она уже много лет сопротивлялась любому принуждению к миру со стороны обителей.
Девушка вошла в главную пещеру с высоченным каменным потолком и нырнула в толпу хорошо одетых людей. Она чувствовала себя сбитой с толку, но увиденный мельком духозаклинатель ее зачаровал. Дом Давар в последние годы вышел из забвения. Это случилось в первую очередь благодаря политическим талантам ее отца, которого многие ненавидели, но беспощадность позволила ему высоко подняться. А еще благодаря богатству — доход от недавно открытых месторождений мрамора на землях семьи Давар.
Шаллан всегда подозревала, что с этим богатством что-то нечисто. Каждый раз, когда очередная каменоломня семьи оказывалась выработанной, ее отец вместе с помощником уходили и… обнаруживали новое месторождение. |