Он кивнул, возможно не веря в то, что она позволит ему что-то сказать и не перебьет снова. В глубине души Шаллан понимала, что зашла слишком далеко, что это все итог напряжения и досады после двух встреч с Ясной.

В тот момент ей было все равно.

— Разборчивость, — продолжила она, будто пробуя слово на вкус. — Не уверена, что могу согласиться с вами. Разборчив тот, кто от чего-то отказывается. Пренебрегает чем-нибудь. Может ли человек пренебрегать тем, что поглощает? Будь то пища или мысли?

— Думаю, да. Вы ведь об этом и говорили сейчас?

— Я говорила, что нам следует быть повнимательней с тем, что мы читаем или едим. Я не предлагала чем-то пренебречь. Как по-вашему, что произойдет с человеком, который будет питаться только сладостями?

— Знаю, знаю, — сказал мужчина. — У моей свояченицы то и дело случается несварение желудка по этой причине.

— Это потому, что она слишком разборчива. Телу требуются разные виды пищи, чтобы оставаться здоровым. А уму — разные идеи, чтобы оставаться острым. Разве вы со мной не согласны? И потому, если бы я читала только эти глупые романы, которые, по-вашему, соответствуют предмету моих желаний, мой разум заболел бы столь же быстро, как желудок вашей свояченицы. Да, я думаю, что метафора весьма хороша. Мастер Артмирн, вы мудрый человек.

Он снова заулыбался.

— Разумеется, — заметила Шаллан, не улыбаясь в ответ, — когда с человеком разговаривают свысока, у него портятся и разум, и желудок. Как любезно с вашей стороны было преподать столь живой урок, чтобы проиллюстрировать вашу блестящую метафору. Вы со всеми клиентами так обращаетесь?

— Светлость… кажется, вы плавно движетесь к сарказму.

— Забавно. Я-то думала, что бегу к нему со всех ног и кричу во весь голос.

Он покраснел и поднялся:

— Пойду-ка я помогу жене. — И поспешно удалился.

Шаллан откинулась на спинку кресла и поняла, что злится на себя за то, что позволила раздражению вылиться наружу. Именно об этом ее и предупреждали наставницы. Молодой женщине надлежит следить за своим языком. Буйный нрав ее отца заработал их семейству прискорбную репутацию; стоит ли ее усугублять?

Она заставила себя успокоиться, наслаждаясь теплом и наблюдая за танцующими спренами пламени, пока не вернулись торговец и его жена со стопкой книг. Торговец снова сел, а супруга опустила книги на пол и, подтащив ближе стул, стала перекладывать их по одной, пока ее муж говорил.

— По истории у нас два варианта. — В его голосе теперь не было ни намека на покровительственный тон и дружелюбие. — «Течение времени» Ренкальта, обзор истории Рошара после Иерократии в одном томе. — (Его жена подняла книгу в красном тканевом переплете.) — Я сказал своей жене, что вас оскорбит столь простецкий подход, но она настаивала.

— Спасибо. Я не оскорблена, но мне в самом деле нужно что-то более детальное.

— Тогда, возможно, «Этернатис» вам пригодится, — сказал торговец, и его жена подняла сине-серый четырехтомник. — Это философский труд, в котором тот же самый период исследуется с упором на взаимоотношения пяти воринских королевств. Как видите, это исчерпывающая работа.

Четыре толстых тома. Пять воринских королевств? Она думала, их четыре. Йа-Кевед, Алеткар, Харбрант и Натанатан. Объединенные религией, они были сильными союзниками в годы, последовавшие за Отступничеством. Что еще за пятое королевство?

Тома ее заинтриговали.

— Я их возьму.

— Великолепно. — Глаза торговца опять слегка заблестели. — Из названных вами философских трудов у нас ничего нет за авторством Юстары.