Когда он двигался, создавалось впечатление, будто материя самой галактики спешить убраться с его пути. Он стал невероятно огромным, превратился в стихийную силу даже среди тех, кто был одарен божественным прикосновением Императора. Казалось, многочисленные символы золотисто-рубинового ока, украшавшие его вычурный доспех, обладают собственной волей, разглядывая, оценивая, испытывая.

И все же, самым большим ужасом были его собственные, смертные глаза. Когда-то они были живыми, ищущими, наполненными радостью, теперь же – темными, окольцованные выступами бледной плоти. Эти глаза принадлежали душе, которая заглянула в сердце бездны и увидела реальность во всем ее безжалостном великолепии. Теперь в этих глазах не отражалось ничего. Они походили на черные дыры, жадно засасывающие каждый клочок света в свои бездонные глубины.

Магистр войны Гор Луперкаль остановился перед Мортарионом и протянул левую руку.

– Мой брат, – обратился он, – тебе не к лицу стоять на коленях.

Мортарион поднял голову. Как обычно, за маской и капюшоном было невозможно прочесть выражение его лица.

– Тебе следует привыкнуть к этому. Скоро мы все преклоним колени, повелитель.

Гор дал знак подняться. Мортарион неуклюже подчинился. Затем они обнялись, как братья, и на миг младший из примархов словно оказался в жутких объятьях пустоты.

Гор отпустил его, и Мортарион огляделся.

– Эзекиль не с тобой? Я думал он – твоя тень.

– Я так же думал о Тифоне.

Мортарион презрительно откашлялся.

– Кто знает, чем занимается Калас и где он вообще? Я сам ищу его. Если случайно повстречаешься с ним, непременно сообщи мне.

Признательный взгляд Гора дрогнул. Его глаза странно двигались, словно видели то, что находилось не здесь или же не должно быть здесь.

– Ты знаешь, почему я захотел встретиться.

– У тебя под пятой тысяча миров. Ты окружил Тронный мир пламенем. Галактика разорвана, не позволяя Жиллиману и Ангелу прийти на помощь нашему Отцу. Все это уже сделано. Остался последний шаг.

Гор не улыбнулся. Его некогда естественная человечность исчезла, сменившись холодным отстраненным величием другого рода.

– Я его уже спланировал. Каждый день мы понемногу теряем свое превосходство.

Мортарион покачал головой и прохрипел:

– Тогда, отдай приказ, брат. Дай ему ход.

Гор криво улыбнулся.

– Вот так просто, – пробормотал он. Он поднял голову и окинул суровым взором раскинувшееся над ними звездное поле. – Мы не всех собрали под наши знамена. А в пустоте есть еще те, кто сражается с паутиной, которой мы их оплели. В этом проблема.

Выражение лица стало жестче. Даже в этих крошечных движениях всегда таилось проявление зарождающегося приказа.

– Шторма Лоргара не будут продолжаться вечно. Их можно преодолеть, было бы желание и возможности. А что потом? Все те, кого мы отрезали от нашего Отца, бросятся к Нему на помощь.

– Тогда, отдай приказ.

Гор повернулся к нему, на одутловатом лице мелькнула вспышка раздражения.

– Мы говорим не о каком-то ничтожном военачальнике, влачащем жалкое существование на захолустной скале. Даже при Его слабости Ему нет равных. Ты знаешь, что сотворило Его. Ты знаешь, почему Он и только Он один мог положить начало всему этому. Ты можешь понять, что значит даже задуматься об убийстве подобного ему? Сделать это, сделать должным образом, чтобы Он не смог избежать удара и вцепиться в Его съежившуюся душу… Ты не видишь всей опасности.

– После Молеха, брат, ты утратил хорошее настроение.

– После Молеха, нет хорошего настроения. Я стал возмездием, губителем мироздания.