Я же не мог ей объяснить, что, будучи человеком, воспитанным компьютерными играми, плохо воспринимал все эти утолщения на «одну паутинку и волос». Я хотел видеть свои статы, как видел бы их в игре. Почему-то мне казалось, что таким образом легче планировать расход Линий. Ведь сейчас я делал это, как все дивианцы — на глаз. Поэтому нередко ошибался, рассчитывая, сколько толщины отдать какому озарению.

Реоа зарядила кристаллы «Ослабления Тела» и «Ослабления Духа» в свои браслеты. Потом встала на колени перед кроватью и положила одну руку мне на лоб, вторую на грудь.

— После ослабления наступит самый важный момент, — сказала Реоа. — Ты должен будешь приказать своему Внутреннему Голосу начать подсчёт паутинок, которые заново вольются в твои Линии. Для этого ты должен быть в сознании.

— Пока ничего сложного.

— Сложно оставаться в сознании, когда все твои Линии, кроме Морального Права, истощены до одной паутинки.

— Ты хочешь сказать, что если я не буду в сознании, то всё зря?

— Да.

— А если осенить себя «Живой Молнией»?

— Это озарение укрепит твои Линии, сделает их ослабление более долгим.

— Но я хотя бы буду в сознании.

Реоа задумалась, продолжая держать руки на мне.

— Попробуй. Но используй «Живую Молнию» не выше незаметной ступени.

Я выполнил это.

— Тогда начали? — спросила Реоа.

Я кивнул.

Тут же меня охватило страшное оцепенение, будто дворец Ач-Чи рухнул и придавил меня всеми своими камнями. Внутренний Голос предупредил, что мои Линии Тела и Духа ослабляются озарениями.

Но мне даже думать тяжело. С каждой секундой тяжесть и оцепенение нарастали, хотя казалось, что дальше уже некуда! Я ощутил давление воздуха на мои глазные яблоки, и то, как ворсинки шкуры, которой застелено ложе, впились в моё тело, как кинжалы. С оглушительным воем мне на щёку сел комар и насквозь проткнул мою голову жалом. Удары моего сердца замедлились, но каждый из них казался таким сильным, будто изнутри меня пытался пробиться призрачный буйвол. Показалось что даже вес ногтей — невыносимая тяжесть для моих пальцев.

Эти ощущения не столько болезненные, сколько неприятные, ведь я не мог ничего с ними поделать. Я был полностью беззащитен и придавлен слабостью.

Реоа сосредоточенно стояла надо мной. Её ладони покоились на моём лбу и груди. Но мне казалось, что она погрузила руки по локоть в меня, будто месила из меня тесто.

Её вдохи и выдохи казались ураганным ветром.

Все Линии, кроме Морального Права быстро истончались и одновременно дрожали. Реоа упоминала, что если не уследить за ослаблением, то можно перестараться — после толщины начнёт уменьшаться их длина. А вот её уже не вернуть. Придётся отращивать заново.

Но я верил в её мастерство.

Наконец все мои Линии превратились в едва заметные ниточки, которые даже вдруг перестали дрожать. Это сигнал того, что истончение дошло до предела.

Реоа убрала руки, прекратив воздействие ослабляющих озарений.

Меня засасывало в чёрную воронку беспамятства. Страшным усилием воли я держался, не давая воронке поглотить меня.

«Голос, ты здесь?»

«Внутренний Голос всегда там, где ты».

«Голос, сколько сейчас паутинок в моих Линиях Тела и Духа?»

«Между нами непонимание. Что ты хочешь вспомнить?»

Надо было как-то перефразировать запрос, но мой мозг отказывался работать.

«Посчитай каждую паутинку, которая вернётся в мои Линии»

«Между нами непонимание».

«Голос, прими толщину моих Линий Тела и Духа за одну паутинку. Сможешь?»

«Так оно и есть. Каждая твоя Линия, кроме Морального Права, сейчас толщиной в одну паутинку».