Выходя из камбуза, я слышала бормотание мистера Мерфи, перечислявшего имеющиеся в наличии целебные продукты.

— …Гренки, вымочить в только что надоенном козьем молоке… сливки как следует взбить с виски и хорошим яйцом… — доносилось до меня, пока я шла по узкому коридору с нагруженным подносом.

Мистер Уиллоби, как обычно, сидел на корточках перед дверью в каюту Джейми, словно маленькая голубая комнатная собачка.

Увы, стоило мне войти внутрь, как стало ясно, что кулинарные ухищрения Мерфи и на сей раз пропали втуне. Как это водится у недужных страдальцев, Джейми умудрился подладить под себя окружающую обстановку. Крохотная каюта была сырой, промозглой и запущенной, смятая койка забросана пропотевшими одеялами и нестираной одеждой, да к тому же занавешена какими-то тряпками, так что к больному не попадало ни света, ни воздуха.

— Проснись и пой, — бодро сказала я, поставила поднос и отдернула самодельную занавеску, которая оказалась одной из рубашек Фергюса.

Тот скудный свет, что проникал сюда, поступал через большую призму, вделанную в палубу над головой. Он падал на койку, освещая мертвенно-бледную физиономию с весьма зловещим выражением.

Глаз приоткрылся на одну восьмую дюйма.

— Уходи, — с трудом произнес Джейми и снова его закрыл.

— Завтрак прибыл, — решительно сказала я. Глаз открылся снова, голубой и холодный как лед.

— Не упоминай при мне слова «завтрак», — простонал Джейми.

— Тогда давай назовем его полдником, — покладисто согласилась я. — Уже достаточно поздно.

Придвинув табурет к койке, я села рядом с ним, взяла корнишон и поднесла к носу мученика.

— Ты только пососи, а?

Медленно открылся другой глаз. Джейми промолчал, но воззрился на меня столь красноречиво, что мне ничего не оставалось, кроме как поспешно убрать огурец. Веки медленно опустились.

Я обвела хмурым взглядом весь этот кавардак. Джейми лежал на спине, подтянув колени. Хотя встроенную койку не качало так, как матросские гамаки, но рассчитана она была на пассажиров обычного роста, каковой, исходя из ее размера, составлял никак не более пяти футов.

— Тебе тут неудобно, — сказала я.

— Ага.

— Хочешь, заменим ее гамаком? По крайней мере, ты сможешь вытянуться…

— Не хочу.

— Капитан говорит, что ему нужен от тебя список грузов.

Джейми в ответ высказал неприличное предложение насчет того, что может сделать с этим списком капитан Рейнс.

Я вздохнула и взяла его вялую руку. Она была холодной и влажной, пульс — учащенным.

— Что ж, — сказала я, помолчав. — Может быть, нам стоит попробовать что-нибудь из того, что я делала раньше с хирургическими пациентами. Вроде бы иногда помогало.

Он тихо застонал, но возражений не последовало.

У меня укоренилась привычка разговаривать с пациентами в течение нескольких минут перед тем, как их перевозили в операционную. Мое присутствие, похоже, успокаивало их, и я заметила, что, если удавалось отвлечь их внимание от операции, они лучше переносили ее: кровотечение было меньше, снижалась постанестетическая тошнота, сокращался восстановительный период. Поскольку данный эффект наблюдался достаточно часто, я решила, что это не игра воображения. Джейми не так уж не прав, уверяя Фергюса в том, что дух способен восторжествовать над плотью.

— Давай подумаем о чем-нибудь приятном, — сказала я, стараясь говорить как можно более тихим и успокаивающим голосом. — Вспомни Лаллиброх, склон холма над домом. Подумай о соснах, растущих там, — ты ощущаешь запах их иголок? Подумай о дымке, который поднимается из дымохода кухни в погожий денек, и о яблоке в своей руке.