— Никогда бы не поверила, что мне доведется наблюдать такое зрелище! — вздохнула она после того, как нашатырь возымел свое действие и три пары сильных рук извлекли ее из мрака обширной черной атласной юбки. — Мне почудилось, будто бедная малышка подала руку огромной старой ящерице с красным языком! Это было мерзко и отвратительно!

— Вы хотите сразу же вернуться в Шантелу, тетя? — предложила Роза. — Не стоит подвергать вашу чувствительную натуру новой встрече и…

— Что ты, что ты!.. Моя нежная натура чудненько приспособится после куриного крылышка и бокала шампанского. А у Жанны оно самое что ни на есть прекрасное! Подайте-ка мне вашу руку, господин Тремэн! Вы — наилучшая защита для моих эмоций…

Гийом был вынужден подчиниться. И очень сожалел об этом, поскольку и в самом деле не желал никого видеть. Волей-неволей ему пришлось кланяться, поддерживать разговор, даже смеяться с целой когортой девушек: они атаковали его, лишь только он оставил госпожу де Шантелу в мягких глубинах синего кресла. Драма, к которой Тремэн был причастен, придавала ему особое обаяние, тем более что никто толком не знал, что именно произошло между ним и Агнес де Нервиль. Он то заговаривал с одной, то угощал сладостями или чокался с другой. Улыбчивый, обходительный, чуточку отстраненный, Гийом на всех розовых губках читал немой вопрос, который они не осмеливались задать, а в некоторых, более отважных глазах — даже простодушное приглашение; он никого не обнадеживал и не обескураживал, радуясь этой фривольной, щебечущей и надушенной стайке, отдалявшей его от слишком прекрасной молодой супруги.

Только что Тремэн несколько притворно ей поклонился, машинально произнес поздравления, и новоиспеченная госпожа д'Уазкур ответила ему столь же безразлично. Руки их не прикоснулись одна к другой, глаза не встретились. Они стояли лицом к лицу, словно изваяния, по обе стороны все углублявшейся пропасти, и казалось, что только землетрясение способно ее заполнить, да и то лишь разбив обе каменные статуи. На миг Тремэна охватило желание завладеть прекрасной женщиной и увезти ее на край света…

Но то был всего лишь миг. Другие ожидали своей очереди, чтобы выразить поздравления, по всей видимости, не искренние и чаще всего проникнутые тонкой иронией. Несмотря на похвальные усилия Жанны дю Меснильдо, собравшиеся вели себя чопорно, немного торжественно, так что окружавшие Гийома щебетуньи вносили единственную веселую ноту в эту свадьбу.

Внезапно атмосфера разрядилась: супруги удалились. Каждому из них госпожа дю Меснильдо предоставила комнату, чтобы они могли переодеться. Для большего спокойствия господин д'Уазкур решил провести первые три дня медового месяца в небольшом имении, которым располагал недалеко от Шербурга. Мадемуазель де Монтандр, разумеется, пошла помочь подруге. Как только они покинули гостиную, разговоры пошли веселее, чаще стал раздаваться смех, и прием, наконец, начал походить на праздник. Хозяйка дома, с лица которой не сходила застывшая улыбка, протянула Гийому бокал.

— Уф! — весело вздохнула она. — Кончилась каторга. Или почти кончилась: прощание пройдет незаметно! Какого черта я решила взяться за эти «увеселения», которые и на праздник-то не похожи!

— Вы щедры, любите принимать гостей. Благодаря вам у бедной девушки получилась достойная свадьба… вернее, праздник, достойный так называться.

— Вы верно уточнили, потому что мне она представляется все менее достойной. Когда они выходили сегодня из церкви, мне показалось, что я увидела Смерть, ведущую бедную душу на казнь… Бр-р!.. Меня до сих пор в дрожь кидает!

В этот момент поверх плеча своей собеседницы Гийом заметил Розу, делавшую ему знаки из-за открытой в сад застекленной двери. Он извинился и подошел к девушке.